Он замер. В поле зрения появились затемненные фонари, словно светлячки. В слабом свете он различил троих солдат в английских шлемах тридцатилетней давности. У него возникло искушение откатиться в сторону, но он решил, что движение скорее выдаст его. Он вытащил пистолет: если прямо теперь умирать, он заберет кого-нибудь с собой. Предохранитель прямо над рукояткой, слева. Он сдвинул его вверх и вперед. Раздался щелчок, показавшийся ему раскатом грома, но английские солдаты, кажется, его не услышали.
Двое несли моток колючей проволоки. Вальтер догадался, что они будут чинить секцию, которую днем разрушили немецкие пушки.
Он вернул предохранитель на место, убрал пистолет и пополз к английским окопам.
Шум стал громче. Вальтер полежал неподвижно, стараясь сосредоточиться, и понял, что это гул толпы. Они старались не шуметь, но множество людей всегда можно услышать. Это был шум, состоящий из шарканья ног и гула голосов. Иногда раздавался тихий начальственный голос, отдававший команды.
Больше всего заинтересовало Вальтера то, что толпа была велика. В последнее время англичане рыли новые, широкие траншеи, словно для хранения больших запасов снаряжения или очень больших пушек. Но может быть, и для большего количества людей.
Вальтеру необходимо было самому на это посмотреть.
Он пополз вперед. Шум становился громче. Нужно было заглянуть в траншею, но как это сделать, чтобы его не увидели?
Он услышал голос позади, и у него замерло сердце.
Обернувшись, увидел знакомые лампы-светлячки. Возвращалась команда, чинившая заграждение. Он распластался, вжимаясь в грязь, и вынул пистолет.
Они спешили, не стараясь идти тихо, радуясь, что выполнили задание и торопясь вернуться в окоп. Они были уже близко, но не смотрели на Вальтера.
Когда они пробежали мимо, ему в голову пришла мысль, и он вскочил.
Сейчас, если кто-нибудь увидит его при вспышке ракеты, он покажется частью группы.
Он побежал за ними. Вряд ли они услышали бы его шаги, а если бы и услышали, то приняли бы за собственные. Никто не обернулся.
Он посмотрел туда, откуда шел шум. Сначала смог различить лишь несколько источников света — наверное, фонари. Постепенно его глаза привыкли, и наконец он разглядел происходящее в траншеях, и это его потрясло.
Перед ним были тысячи людей.
Он остановился. Теперь назначение широкой траншеи, неясное прежде, стало понятно: здесь англичане собирали войско для массированного удара. Люди стояли и ждали, переминаясь с ноги на ногу, свет офицерских фонарей поблескивал на штыках и стальных касках; они стояли плотными рядами. Вальтер попытался посчитать: десять рядов по десять человек — сотня, еще столько же — двести, а это будет — четыреста, а с этими — восемьсот… В его поле зрения было более полутора тысяч человек, остальных скрывала тьма.
Наступление должно было начаться с минуты на минуту.
Надо было как можно скорее сообщить командованию. Если бы немецкая артиллерия открыла сейчас огонь, они бы убили тысячи вражеских солдат прямо на месте, за линией окопов, еще до начала наступления. Это была удача, посланная небом, — ну или, может, чертом, который играет в орлянку, решая, кому повезет на этот раз. Как только Вальтер доберется до своих, сейчас же позвонит в штаб.
Взметнулась осветительная ракета. В ее свете он увидел английского часового, глядящего на него из-за бруствера с винтовкой наизготовку.
Вальтер упал на землю и зарылся лицом в грязь.
Прозвучал выстрел. Тут один из натягивавших проволоку закричал:
— Не стреляй, псих, это же мы! — выговор у него был как у слуг в валлийском поместье Фицгерберта, подумал Вальтер, и решил, что, наверное, здесь стоит полк из Уэльса.
Ракета погасла. Вальтер вскочил на ноги и побежал в обратном направлении. Несколько мгновений часовой не сможет видеть после ракеты. Вальтер бежал так, как еще не бегал ни разу в жизни, ожидая каждую секунду выстрела в спину. Через полминуты он добежал до английской проволоки, упал на колени и быстро прополз через лаз. Взлетела еще одна ракета. Он все еще был в пределах выстрела, но его было уже не так легко заметить. Ракета была прямо над ним. Опасный кусок горящего магния упал в метре от его руки, но выстрелов больше не было.
Когда ракета догорела, он поднялся и побежал — и так бежал до самых немецких окопов.
В два часа ночи в паре миль от линии фронта с английской стороны Фиц обеспокоенно наблюдал за построением Восьмого батальона. Он боялся, что только что обученные новички его опозорят, но этого не произошло. Настроение у них было подавленное, но приказы они выполняли старательно.
Командующий, сидя в седле, обратился к солдатам с краткой речью. Его освещал снизу луч сержантского фонаря, и он был похож на какого-то сказочного злодея.
— Наша артиллерия стерла с лица земли линию обороны противника, — говорил он. — Когда туда попадете, вы не увидите ничего, кроме мертвых немцев.
Где-то рядом сказали с валлийским акцентом:
— Удивительно, как эти мертвые немцы умудряются отстреливаться!
Фиц стал осматривать ряды, пытаясь понять, кто это сказал, но было слишком темно.