Гибель «Аякса»

Последние разговоры с Сеймуром и Толей подействовали на меня угнетающе. Инстинктивно я начал сторониться людей. Почти никуда не ходил, сидел дома, читал. Много думал о происходящем на «Аяксе», мысли мои были совсем невеселыми. Я не мог понять, почему мое сердце так охладело к Толе. Я просто избегал думать о нем.

Похоже, однако, что дело было не только в этом.

Все чаще я ловил себя на мыслях о его жене Аде. И это было не случайно. Я встречал ее чуть не ежедневно — то в бассейне, то в ресторане, то возле фонтана де Треви. Ни разу я не остановил ее, ни разу не заговорил с ней. Я не мог разобраться в себе — то ли сторонюсь ее, то ли боюсь. Но совершенно определенно — ее глаза преследовали меня. Мне никак не удавалось разгадать ее взгляд, его значение — может быть, в нем что-то ласковое и доброе, может быть, насмешка. Во всяком случае, это не был взгляд женщины, которая чего-то ждет от тебя.

Сколько бы я ни избегал людей, они все же находили меня. Сеймур заглядывал чаще других, мы беседовали о том, о сем, но больше он не упоминал имени Толи. Я понимал, что это совсем неестественно, но никак не мог собраться с духом.

Однажды я наконец спросил как можно более непринужденно:

— Как Толя?

— Сравнительно хорошо, — ответил он. — Во всяком случае, не хуже, чем раньше… Время от времени снисходит до того, чтобы перекинуться со мной парой слов.

Может быть, я стал мнительным, но мне казалось, что и в поведении Сеймура, на первый взгляд спокойном, чувствовалось какое-то затаенное напряжение. Он не все говорил мне. Я чувствовал, что становлюсь неспособным к серьезной работе.

На следующий день у нас было небольшое состязание в бассейне. Первым придя к финишу на двести метров кролем, я выбрался из- воды и заметил Аду, которая, улыбаясь, стояла невдалеке в желтом купальнике. Она была высокой худой брюнеткой, ей с трудом можно было дать двадцать — двадцать один год. Фигура ее была необыкновенно элегантной и гибкой, может быть, чуть широковата в плечах — Ада плавала даже больше, чем я. Только глаза ее, хотя она и улыбалась в эту минуту, были глубокими и умными глазами зрелой женщины.

— И не совестно вам соревноваться с этими дряхлыми стариками? — весело спросила она.

Они совсем не были дряхлыми. Хоть у меня и было сложение атлета, но по сравнению с Артуром я выглядел просто червяком.

— У меня нет выбора, — ответил я в тон ей. А вам не совестно ухаживать за малолетним мальчиком?

— Немного совестно, но ведь и у меня нет другой возможности…

Мы подошли к буфету и выпили лимонаду. Глаза Ады все так же смеялись.

— Придете в гости? — спросила она. — Угощу вас чудесным кофе… Из личных запасов.

Сердце мое сжалось. Но я понимал, что пути к отступлению нет.

— Ладно! — сказал я. — Хоть я и не спец насчет кофе…

— И слава богу! — засмеялась она. — Здесь чересчур много специалистов… Поэтому все вас и любят… И ухаживают. Пока вы не спец…

Ее квартирка оказалась исключительно уютно. Письменного стола не было — где она работала, где писала? Не было даже стульев, так что мне пришло присесть на кровать. Она пошла варить кофе, я уставился на картины, развешанные по всем стенах Они были весьма абстрактны, в лимонных тонах. 3аметив мой взгляд, Ада улыбнулась:

— Это я рисовала!

— Хорошо… Но откуда такая любовь к желтому цвету?

— Желтое меня успокаивает.

— Вы очень неспокойны?

— Да… И все же я много уравновешеннее вас.

Она принесла кофе. Его теплый, мягкий аромат полнил всю комнату. Я молча выпил свою чашку. А спросила:

— Хорошо?

— Очень.

— Будет еще лучше, — сказала она, взяв меня руку.

Я не ожидал, что рука женщины может быть такой теплой и сильной. Я дрожал, я чувствовал, что становлюсь смешон. Лишь тогда, когда это темное и страшное море обволокло меня со всех сторон, я неожиданно успокоился. Тепло, которое я ощущал, не было похоже ни на какое другое тепло. Оно было единственно человеческим.

Потом мы лежали рядом в полутьме комнаты. В сотне метров за бортом «Аякса» царили вечный холод, бездонная тьма. Но я не ощущал этого. В тот момент у меня было чувство лета, горячего солнца, запаха реки. Я не был счастлив, но был исполнен спокойствия и довольства. И хотя Ада лежала, прижавшись ко мне, я словно не замечал ее, как не замечаешь свою теплую руку, притиснутую к телу,

Вдруг мне вспомнился Толя — как он валяется на своем медвежьем диване, безучастно глядя в потолок. Настроение у меня сразу упало.

— Я должен сказать ему, Ада, — начал я. — Так будет нечестно…

— Знаю, знаю, — перебила она. — Не спеши… Найдется кто-нибудь, кто скажет ему.

— Так это Сеймур?.. Сеймур направил тебя ко мне? — озарило меня.

— Конечно… Так же, как и тебя…

— Значит, мы были чем-то вроде подопытных кроликов? — я возмущенно вскочил с кровати. — Впрочем, кроликом был только я. Ты тоже экспериментировала!

— Становишься злым, — сказала Ада. — Тебе это не идет.

— Ты любишь его?

— Естественно…

— Так как же ты к нему вернешься?

— Я еще не решила. Да и какое это имеет значение?

— Имеет.