Гианэя

— Да, конечно, — Сергей сказал это рассеянно, видимо не думая, не спуская глаз с экрана телескопа. — Не мешай мне, Марина.

Она вышла.

Вечером стало известно, что таинственный огонек больше не появлялся. Общее мнение было — Синицын ошибся. Но астрономы, сменяя друг друга, продолжали упорные наблюдения. К экрану подключили регистрирующий прибор.

Прошло два дня.

Теперь, когда до цели оставалось столь короткое время, нетерпение овладело не только Муратовой, но и всеми. Это чувствовалось по поведению членов экипажа, по их разговорам. Астрономы и радисты очутились в центре внимания, им не давали проходу, осаждая вопросами, на которые они при всем желании не могли дать определенного ответа.

Даже Стоун ясно выказывал нетерпение.

Четыре звездолета неуклонно сближались. Еще несколько дней — и, по расчетам, можно будет увидеть корабль Вересова.

Свет его прожекторов не появлялся. Видимо, Вересов или не догадался, или по какой-то причине не мог их включить.

Тревожная мнительность Марины Муратовой возрастала с каждым часом. Она так нервничала, что не могла спать. Ее состояние передалось даже Сергею.

— В сущности, — заметил Стоун, — мы напрасно так надеемся на прожекторы. Они могут вообще не ожидать нашего прилета. — Он имел в виду экипаж корабля Вересова.

— Это трудно допустить, — отозвался кто-то.

— Совсем даже не трудно. Они могут рассуждать так. Корабль Вийайи не заметил сигналов. Значит, это может сделать только наш, летящий на планету Мериго. Производить поиски одним кораблем бесцельно, надо вернуться на Землю и вылететь эскадрильей. А в этом случае ждать нас сейчас слишком рано.

Разговор происходил утром, в кают компании, за завтраком. Все были в сборе, кроме дежурных на пульте, в радиорубке и на обсерватории.

— Через три дня мы должны их увидеть… — начал Синицын.

Его прервал голос дежурного радиоинженера, раздавшийся из динамика радиофона:

— Начальника экспедиции, товарища Стоуна, прошу срочно в рубку.

Стоун тотчас же встал. Подобный вызов произошел впервые с момента старта. Для него должна была быть очень серьезная причина.

Но не успел Стоун дойти до люка, ведущего из кают-компании в коридор, как снова раздался голос. На этот раз он принадлежал дежурному на пульте:

— Товарищ Стоун, срочно прошу на пульт!

— Что там случилось? — Стоун почти выбежал из помещения. За ним устремился командир флагманского космолета.

Оставшиеся тревожно переглянулись.

— Корабль Вересова?

— При чем он тут? Одновременная тревога на пульте и в радиорубке не может иметь к нему отношения.

— Что-то случилось!

Голоса звучали взволнованно.

Старший инженер космолета встал.

— Оставайтесь здесь, — посоветовал он. — Я сообщу, как только узнаю, в чем дело.

И только закрылся за ним люк, как в третий раз прозвучало имя начальника экспедиции:

— Товарищ Стоун! — говорил Веретенников. — Огонь, замеченный Синицыным два дня тому назад, появился снова. Намного ближе и ярче. Горит прерывисто, но вот уже три или четыре минуты не погасает. К кораблю Вересова не имеет никакого отношения.

Сергей вскочил и кинулся в коридор.

За столом все застыли в ожидании.

Оно длилось недолго. Причина тревоги выяснилась вскоре.

Первым намеком послужил срочный вызов Муратовой в радиорубку. Вызывал командир корабля. Видимо, Стоун побежал на пульт, а он к радисту.

Муратова могла понадобиться только в том случае, если во всем этом был как-то замешан гийанейский язык.

А произошло вот что.

Первым, на несколько минут раньше дежурного на пульте, это заметил радиоинженер. Вернее, не заметил, а услышал.

Услышал передачу на частоте передатчика корабля Вийайи, предназначенного для связи не с Землей, а с Гийанейей. Эта частота радиоинженеру была известна. А приемник радиостанции космолета был, на всякий случай, снабжен специальным реле, которое при появлении этой частоты автоматически включало динамик.

Присутствие корабля Вийайи на расстоянии слышимости исключалось. А сила приема свидетельствовала о близости передатчика. И, что было самым главным, передача шла не кодом, а… голосом, в микрофон или аналогичное ему устройство.

Инженер распознал язык гийанейцев. Он не знал этого языка, но много раз слышал его на Земле.

Все, что сказал голос (три раза подряд), было автоматически записано.

Инженер вызвал Стоуна, потому что не знал, как поступить в таком исключительном случае.

Почти машинально он послал кодированный ответ в три слова: «Вас понял ясно», повторив это также три раза. Он ничего еще не понимал.

В это время дежурный на пульте управления находился в таком же недоумении. Когда появился Стоун, он доложил спокойно: