Люди Земли жалели Гианэю, но оправдывали образ действий народа четверых. Жестокое насилие требовало отмщения, нельзя было ожидать великодушия от столь долго угнетаемого народа. Расправа справедлива и была вызвана самими «ненавистными». Само это название говорило о многом.
Но горю Гианэи все сочувствовали. Гостью любили, в ней было много хорошего. Теперь ясно было, что Гианэя испорчена воспитанием, жизнью с момента рождения среди убежденных колонизаторов. Очевидное влияние на Гианэю личности Рийагейи доказывало, что в этой девушке существует бессознательное стремление к благородству и справедливости. И было ясно, что она сильно изменилась за полтора года, живя в коммунистическом обществе Земли.
Мериго требовал смерти Гианэи. Он настойчиво просил, чтобы «ненавистную» отдали ему и его трем товарищам, очевидно для расправы. Приговор был вынесен его народом, и он видел свои долг в том, чтобы выполнить этот приговор.
Люди не согласились с таким требованием. Мериго рассказали о поступке Рийагейи, постарались убедить четверых, что Гианэя больше не враг.
Они настаивали на своем.
Гианэя была нужна, ее хотели убедить лететь на родину четверых, где она родилась, и помочь найти путь к настоящей родине — планете, которую она не знала.
В споре с Мериго людьми руководили иные чувства, но и этих соображений было достаточно, чтобы не отдавать ее Мериго.
Ему сказали и об этом. И снова он не согласился: ненависть была сильнее голоса разума.
Обе стороны так и остались при своем мнении.
За безопасность Гианэи на планете четверых не беспокоились, ее сумеют защитить в любом случае, но в согласии гостьи многие сомневались.
Муратов решил выяснить этот вопрос, воспользовавшись приглашением Гианэи.
Он пришел точно в назначенное ею время.
Гианэя была одна.
Первое, что бросилось в глаза Муратову, была необычная одежда девушки. На ней снова оказалось золотое платье, в котором она впервые явилась людям на Гермесе.
Он увидел небольшой столик, сервированный на двоих. Два бокала были наполнены золотистым напитком.
Марины не было, и, видимо, Гианэя и не ждала ее прихода.
— Я попросила ее оставить меня одну на весь вечер, — ответила Гианэя на вопрос Виктора. — О том, что вы придете, она не знала.
Он не спросил ее о причине.
Гианэя жестом пригласила его сесть напротив нее. И Муратов вдруг почувствовал, что предстоящий разговор будет необычным.
— Вот, — сказала Гианэя, протягивая ему два толстых альбома. — Здесь мои рисунки, относящиеся к планете, откуда я прилетела к вам. Возьмите их и передайте тем, кто полетит туда. Пусть они узнают, как выглядит природа и люди этой планеты.
— Значит, вы сами не полетите? — спросил Муратов.
— Нет, — со странным ожесточением ответила Гианэя, — я навсегда останусь здесь.
— Может быть, вы перемените решение, если узнаете, что мы собираемся отыскать путь на вашу первую родину?
— Что в ней? Я ее никогда не видала, не знаю и буду там чужой. Рийагейа говорил, что на родине все изменилось, все стало другим.
— Он был там?
— Нет. Но Рийагейа все знал. Он был большой ученый. Я рада теперь, что он умер.
Муратов положил руку на руку Гианэи, лежавшую на столе. Она вздрогнула, но не отстранилась.
— Поверьте, — сказал он, — меня очень огорчает ваше несчастье. Всей душой я сочувствую вам. Глаза Гианэи блеснули ненавистью.
— Не смейте говорить так, — сказала она резко. — Вы оправдали зверскую расправу этих дикарей. Вы не казнили их. Впрочем, — Гианэя неожиданно рассмеялась. Муратов содрогнулся — сколько затаенной боли было в этом смехе, — вы не казнили и меня, хотя имели все основания это сделать. Отправляя меня на астероид, Рийагейа был уверен, что я иду на смерть.
— Он?
— Что же вас удивляет? Мы не знали, какими стали люди Земли. Книги, привезенные первыми, кто посетил вас, говорили о другом. Я все их прочла.
— Но если Рийагейа был уверен, что вы идете на смерть, то зачем же он высадил вас на Гермесе?