Геворг Марзпетуни

Они кричали, угрожали, ругались. Громадные камни ударялись о ворота. Метатели камней, взобравшись на скалы, скатывали оттуда целые глыбы. Часть воинов, приставив к стенам лестницы, поднимались по ним, чтобы спуститься в монастырский двор. Во дворе же, как стая затравленных зверей, стояла кучка беззащитных монахов. Дикие крики варваров и грохот обитых железом ворот наполняли трепетом их сердца. Как ни были они готовы принести себя в жертву, все же каждый молил бога, чтобы его миновала чаша страданий. Только монах Мовсес стоял спокойно. Крики арабов, грохот ворот, шум ударяющихся о стены камней – ничто его не ужасало. Он словно желал, чтобы скорее настал его последний час.

– Мы напрасно раздражаем их, – обратился он к игумену. – Лучше открыть ворота. Рано или поздно они все равно ворвутся сюда.

– Нет, нет! Быть может, бог еще захочет спасти нас. Быть может, минует час испытаний, – ответил бледный от страха игумен.

В это время поднявшиеся на стены и башни арабы с удивлением увидели во дворе только несколько монахов. Там не было ни войска, никаких приготовлений к бою и защите. Это неожиданное открытие охладило их пыл. Кое-кто метнул в монахов свои копья, но скорее для того, чтобы напугать их, чем убить. Когда ворота, не устояв под ударами камней, упали и арабы с дикими криками ворвались во двор, монахи отбежали к паперти. Воины бросились за ними и в одно мгновение окружили. Засверкали сабли и копья. Еще минуту, и все монахи были бы истреблены. Но один из начальников выступил вперед и громко крикнул:

– Никого не убивать! Таков приказ. Бешира!

Казалось, из пасти разъяренных волков вдруг вырвали добычу.

– Почему нам запрещают истребить их? – закричали арабы, рыча от гнева и осыпая руганью и угрозами монахов.

Вскоре прибыл военачальник Бешир. Это был высокий мужчина с широким смуглым лицом, с горящими глазами, с пышной седеющей бородой, спускающейся до пояса. На голове его была белая чалма с золотым султаном. Одежду из дорогой шерсти прикрывали медные латы. Сбоку висела кривая сабля, выложенная золотом. В руке он держал небольшой блестящий щит.

– Кто здесь старший? – спросил он, подъехав к монахам.

– Я, твой покорный слуга, – сказал, выступив вперед игумен.

– Где ваш католикос? – спросил Бешир.

– Его святейшество уехал в Гарни.

– Как он смел? Разве он не получил приказа пасть к стопам великого востикана?

Игумен не ответил. Он колебался.

– Да, приказ был получен, – выступив вперед, сказал монах Мовсес.

– Почему же он ослушался?

– Католикоса можно просить, но ему нельзя приказывать.

– Как ты смеешь так разговаривать со мной?

– Каждый человек имеет право говорить правду.

– И ты не боишься, что я вырву с корнем твой правдивый язык?

– Мы все готовы к смерти.

– Презренный! Видно, жизнь тебе надоела!

– Жизнь становится не только утомительной, но и унизительной, если человек должен покоряться врагу. Мы предпочитаем смерть такой жизни.

– Господин, прикажи размозжить голову этому наглецу! – крикнул один из воинов, сверкнув саблей над головой молодого монаха.

– Пусть он один из всех останется жить, – сказал Бешир и, обращаясь к игумену, спросил:

– Где монастырские и патриаршие сокровища?

– У нас нет сокровищ, – ответил игумен.

– Не лги!

– Я говорю правду не из страха перед тобой, а потому, что наша религия запрещает лгать. У нас нет сокровищ, потому что мы монахи, а у монахов ничего не может быть. Мы лишь охраняем наследие нашего народа, завещанное нам.

– Ну, так укажи место, где спрятано это наследство! – приказал начальник.

– Я не имею права, – ответил игумен.

– Я приказываю тебе!

– Я должен ослушаться твоего приказа.

– Свяжите их всех и отгоните в сторону! – велел начальник. – А вы обыщите их жилища, молельни, ищите всюду, в каждом углу, принесите все спрятанное, вытащите всех укрывшихся!

Воины сорвались с мест и бросились к храму. Но Бешир остановил их. Он знал, что его воины расхитят монастырские сокровища. Поэтому он отобрал несколько самых надежных и послал их на поиски. Арабы ворвались в храм, обшарили часовни, монашеские кельи, поднялись в горные пещеры, искали во всех щелях, разрывали землю, раскидывали кирпичи, но не кашли ничего ценного. В яростном ожесточении они выносили и собирали во дворе лишь простые церковные облачения, ризы, старые тряпки и рваные ковры.

Бешир, увидя это, разъярился. Воины не нашли даже обиходной монастырской утвари, которая, по его сведениям, была в обители в большом количестве.

В богатом Айриванке, где обитало несколько сот монахов, где жил сам католикос, не нашлось ни одной медной чаши, ни одного блюда. Во дворе валялись лишь несколько деревянных мисок, блюд и глиняных чашек.

– Значит, вы все спрятали? – спросил гневно Бешир.

– Мы спрятали то, что принадлежит обители, – ответил игумен.

– Ты немедленно укажешь место, где спрятаны сокровища! – вскричал Бешир, и тяжелый удар плети опустился на голову старика.

Плеть из бычьих жил хлестнула по изможденному лицу старика, оставив на нем багрово-синюю полосу. Игумен зашатался и прислонился к церковной стене. Возмущенный молодой инок бросился вперед и бесстрашно воскликнул: