С минуту длилось неприятное молчание; доктор поглядывал на хозяйку, но та устремила застывший взгляд в стену, а в глазах ее все еще стояли слезы. Несколько раз она хотела заговорить, но не решалась сказать того, что лежало у нее на душе.
- Я бы очень хотела, - шепнула она, наконец, опустив глаза на стол, чтобы Тодя поспешил и успел застать его. Он так желал видеть его... и... меня...
И она взглянула на доктора заплаканными глазами.
- Скажи мне, а если он не успеет приехать сегодня?
Клемент смутился и нетерпеливо задвигался на месте.
- Ну, что вы, - сказал он, запивая смущенье глотком кофе, - что за мысль, ведь еще нет ничего угрожающего!
- Тодя должен приехать с минуты на минуту, - прибавила она, отвернувшись к окну. - Я знаю его сердце, оно горячо, нежно любит своего доброго отца. Только бы он получил письмо! Но отдадут ли ему вовремя? Найдут ли его?
- Ведь он был у Пиаров? - спросил Клемент.
- Я не знаю; науку он окончил, - сказала пани Беата, - но ксендзы задерживали его; ксендз Копарский находил, что он мог бы быть им полезным, поступив в монастырь, но мальчику не нравится черная одежда. Он хотел устроиться при дворе... Не писал мне, однако, где и у кого.
- Без протекции, один... Я сомневаюсь, чтобы его где-нибудь приняли.
- Если его не найдут у Пиаров, - прибавил в утешение ей доктор, - то там уж будут знать и укажут, где он находится. Письмо, вероятно, дошло, но я ручаюсь, что, если бы оно шло через мои руки, то пришло бы скорее.
Женщина задумалась и не ответила. Доктор Клемент взглянул на часы и встал с места.
- Посмотрим еще на нашего больного, - сказал он. - Я дам ему порошки; на всякий случай я захватил их с собой, чтобы не пришлось посылать за ними в Белосток.
Говоря это доктор Клемент вынул из бокового кармана маленький, завернутый в бумагу, пакетик, от которого по всей комнате распространился сильный запах мускуса.
Вошли в комнату больного. Еще в дверях они услышали тяжелое дыхание как будто спавшего человека, но потом послышался вздох, кашель и беспокойный голос спросил:
- А Тоди все еще нет? Боже мой, как я хотел бы еще увидеть его!
Вместо ответа доктор Клемент взял руку больного и задержал ее в своей.
- Мы дадим вам порошок, - сказал он, - и он вам поможет.
- Я уже чувствую его запах, - отвечал больной, - но... разве это необходимо?
Жена, предупреждая доктора, воскликнула умоляюще:
- Если Клемент советует, значит, необходимо, а я прошу.
Больной закрыл глаза, помолчал немного и послушно шепнул:
- Ну, разве для того, чтобы дождаться Тоди!
Доктор сам дал больному первый порошок и, пожав его руку, простился с ним, обещая приехать завтра.
Больной, лежавший с закрытыми глазами, медленно открыл их и взглянул на доктора, словно проверяя, не обманывают ли его этой надеждой на завтра. Клемент твердо повторил:
- До свиданья, до завтра! Прошу спать спокойно и ни о чем волнующем не думать. Я надеюсь, что мои порошки будут очень полезны.
Больной закрыл глаза и пробормотал что-то, чего доктор не разобрал.
Пани сама проводила доктора до самого экипажа, около которого важный кучер как раз в это время угощался каким-то прохладительным напитком. Босой мальчишка почтительно держал перед ним зеленую фуражку.
Произнеся несколько слов утешения провожавшей его женщине, доктор накинул на себя плащ, коляска выехала из ворот и скоро исчезла совсем из глаз хозяйки, которая в забывчивости все еще продолжала стоять на месте.
Солнце зашло.
Она стала всматриваться в ту сторону, откуда должен был приехать сын, но на дороге ничего не было ни видно, ни слышно.
Ночная тишина спускалась на землю; только где-то вдали слышался стук колес удалявшегося экипажа и лай обеспокоенных деревенских собак. Опустив голову, Беата медленно доплелась до крыльца, упала на лавку, прижалась к колонне и долго-долго сидела так, измученная и потерянная.
Глаза ее слипались от усталости, но внутреннее беспокойство отгоняло сон; на минутку забывшись, она тотчас же в испуге снова приходила в себя.
Ночь прошла довольно спокойно для больного, хотя он несколько раз просыпался, прислушивался и шептал что-то, как будто молился или о чем-то просил. Жена, сидевшая в кресле подле него, при малейшем его движении вставала и прикладывала ладонь к его лбу, что действовало на него успокаивающе. Он снова засыпал.
Уже слабый дневной свет прокрадывался сквозь щели ставень, когда чуткое ухо бодрствовавшей Беаты уловило какой-то шум у ворот усадьбы. В один миг она сорвалась с места и побежала к дверям. Отворив их с величайшей осторожностью, чтобы не разбудить больного, она вышла на крыльцо и тотчас же увидела шедшего от ворот высокого мужчину, закутанного в плащ. Со слабым криком она крепко обхватила его за шею и разразилась долго сдерживаемыми рыданиями.
Приехавший схватил ее руку и стал целовать ее.
- Тодя! Мой Тодя! - повторяла она рыдая. - Боже мой! А я уже боялась, что мы тебя не дождемся!
- Дорогая матушка! - свежим, молодым голосом отвечал прибывший. - Я ехал день и ночь!