Гетманские грехи

- Без лекарства ведь не вернешься, - почти с гневом вымолвил доктор, - а у меня этого лекарства нет, я еще должен послать за ним. И это лекарство не что иное, как старое венгерское, которое егермейстерша должна будет пить по рюмке в день. Только не взболтай его по дороге. Пока его принесут мне из гетманских погребов, ты успеешь отдохнуть, и конь твой тоже.

Сказав это, доктор вышел и, шепнув что-то на ухо слуге, вернулся к гостю с повеселевшим лицом.

В шкафу нашлась уже начатая бутылка. Клемент налил вина в рюмки и почти силой заставил Теодора выпить.

- Выпей, ведь и тебе необходимо подкрепиться после всех этих огорчений, которые тебе пришлось вынести.

Потом он спросил его о здоровье матери, заговорил о себе и, стараясь развлечь пасмурного юношу, рассказал ему несколько анекдотов, ходивших по городу.

Теодор слушал, едва понимая, что ему говорят, и все время посматривал в окно и на дверь, не возвращается ли посланный; прошло более получаса, в сенях послышался шум шагов, двери широко раскрылись, и Теодор увидел входившего в комнату высокого статного уже не молодого мужчину, в котором по лицу и одежде не трудно было узнать гетмана. Юноша смертельно побледнел, не зная, что ему делать, но Клемент живо подскочил к гетману, низко поклонился ему и выразил свое несказанное удивление по поводу его посещения.

- Я три раза посылал за тобою, - ласково сказал гетман, - но что же делать, если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе.

Говоря это, Браницкий повернулся в сторону растерявшегося юноши и громко спросил у доктора, кто это.

- Это сын недавно умершего егермейстера Паклевского, - отвечал Клемент, - имею честь представить его вашему превосходительству.

Покрасневший Теодор поклонился и хотел отойти в сторону.

- Я очень уважал вашего отца, сударь, - сказал гетман. - Это был человек справедливый, высоких душевных качеств, и когда он по какому-то капризу бросил у меня службу, я всегда жалел о нем, потому что никто не мог заменить такого друга, а не слугу.

Гетман медленно прошел к дивану, сел и, внимательно приглядываясь к Теодору, напрасно избегавшему его взгляда, начал расспрашивать его:

- Где же вы, сударь, были все время? Ведь уж, наверное, не сидели при родителях?

Теодор волей-неволей принужден был отвечать; доктор незаметно подталкивал его вперед.

- Я проходил науки у ксендзов пиаров в Варшаве, - сказал он.

- И что же вы, сударь, думаете делать с собой дальше? - продолжал гетман, не спуская глаз с терявшегося все более и более Теодора.

- Пока я еще ничего не решил... Все зависит от воли матери...

Гетман умолк; рука его машинально играла стоявшей перед ним рюмкой, а глаза не отрывались от лица смущенного и растерянного юноши.

- Да, - прибавил он неторопливо, - я очень уважал вашего отца, сударь, и очень жалею о нем. Он был на меня за что-то в обиде, держался вдали от Белостока, я знал об этом, но не хотел принуждать его... Но теперь, когда вы, сударь, остались сиротой, а я хорошо помню все заслуги вашего отца, я прошу вас рассчитывать на меня как на друга...

Теодор поклонился молча, но без преувеличенной почтительности.

- Если вы, сударь, окончили науки у пиаров, то, верно, знаете ксендза Конарского? - спросил гетман.

- Могу похвалиться его расположением ко мне, - отвечал Теодор.

- Это великий государственный муж и разумный человек, - вполголоса заговорил Браницкий, - жаль только, что он увлекся мечтами, хотя и прекрасными, но неисполнимыми в жизни. Это большое несчастье, потому что к большим заслугам присоединяется малая осведомленность о своем обществе.

Почтенный капеллан хотел бы сделаться основателем Речи Посполитой, а это совсем не его дело!

Гетман проговорил это, как бы про себя, тоном горечи.

- Не уговаривал ли он вас вступить в число братии? - обратился он к Теодору.

- У меня нет к этому призвания, - коротко отвечал молодой Паклевский.

- Это высокое и прекрасное призвание, но не для всех, - говорил гетман. - Ну, а как вы относитесь к рыцарской службе?

Теодор молчал, боясь проговориться о чем-нибудь, что могло бы связать его. Браницкий, не дождавшись ответа, прибавил сам:

- И в канцелярии можно с пользой послужить родине. Почему же нет?

Видя, что юноша молчит, гетман выразительно посмотрел на доктора, тот ответил ему едва заметным наклонением головы, после чего Браницкий медленно поднялся с дивана, словно собираясь уходить, но почему-то медлил и поглядывал на Паклевского, как будто чего-то ожидал от него. Но тот, боясь только одного, как бы не преступить воли матери, упорно молчал.

- Прошу вас, сударь, во всяком случае считать меня своим другом и опекуном, - прибавил гетман, видя молчаливое упорство бедного юноши.

Проговорив это, он еще раз взглянул на него и медленным шагом, сопровождаемый доктором Клементом, вышел из дома и пошел по тропинке, которая вела к самому дворцу.

Когда француз, проводив его, вернулся к покинутому им в салоне Теодору, он нашел юношу еще под впечатлением этого свидания, которое, по-видимому, больше растревожило, чем обрадовало его.

Доктор, напротив, вернулся в самом веселом настроении.