Гёте. Жизнь как произведение искусства

В новом журнале Шиллер мечтал воплотить свой идеал грации и достоинства, и поэтому предлагаемая здесь развлекательная литература должна была подаваться со вкусом, а научные знания и дискуссии – понятно и остроумно. Пустым развлечениям и сухому академизму здесь было не место. Гёте, вероятно, особенно импонировало то, что Шиллер, которому политизация общества надоела не меньше, чем ему самому, задумывал сделать «Оры» открытыми для любых тем, кроме политических. Впоследствии сам Гёте в своих статьях не всегда придерживался этого правила, а впервые опубликованные в журнале «Эстетические письма» Шиллера также имели ярко выраженную политическую направленность, однако в момент создания журнала ни тот, ни другой не сомневались в благотворном воздействии определенной политической воздержанности на духовную жизнь.

Гёте не спешил с ответом, хотя он сразу же увидел в этом проекте возможность новых импульсов не только для литературной жизни в целом, но и для собственного творчества. Безусловно, он связывал определенные надежды с тем, что такой человек, как Шиллер – профессиональный писатель с многочисленными связями и влиянием, – выведет его из тихой гавани не слишком успешного издательства Гошена в открытое море широкой литературной общественности. Это был отличный шанс начать публицистическое наступление, которое, кто знает, могло бы сослужить хорошую службу и готовящимся к публикации романам о Вильгельме Мейстере, несмотря на то что публиковать в «Орах» отдельные главы запрещал подписанный с издательством договор. И все же Гёте медлил с ответом – возможно, уже тогда догадываясь, что он готовится вступить в нечто такое, что два месяца спустя назовет новой «эпохой» в своей жизни. Он тщательно обдумывает каждую фразу (сохранилось несколько черновиков), разбавляя собственный символ веры дипломатическими реверансами: «Я с радостью и от всего сердца примкну к вашему обществу. Если среди моих неопубликованных вещей найдется что-то, что сможет послужить целям подобного издания, я охотно вам сообщу; но тесная связь со столь достойными людьми, каковыми являются учредители журнала, безусловно, вновь приведет в движение те мои замыслы, работа над которыми застопорилась»[1136]

.

Это – самое первое письмо Гёте к Шиллеру. Последний невероятно рад, что смог привлечь такую знаменитость к своему проекту. О том, что этот человек станет для него лучшим другом, он пока не догадывается. Получив согласие Гёте, он пишет Кёрнеру: «В целом же подобралось изысканное общество, подобного которому в Германии еще не было»[1137]

. В то же самое время Гёте более сдержанно выражает радость по поводу возникновения этого нового союза: «Кроме того, должен сказать, что с наступлением новой эпохи Шиллер тоже начал относиться к нам, веймарцам, более благосклонно и доверительно»[1138].

Но вскоре происходит та самая встреча, которую Гёте впоследствии назовет счастливым событием. С характерным для него вниманием к символическим значениям и отражениям в истории собственной жизни описание этой встречи в «Морфологических тетрадях» он помещает в главу, посвященную его теории прарастения. Сцена зарождения дружбы – прасцена – как нельзя лучше вписывается в этот контекст. Дополнительные комментарии в «Анналах» еще раз подчеркивают органическо-метафорическую взаимосвязь: «Для меня это была новая весна, радостно прорастали все всходы, семена и ветви дали свежие побеги»[1139]

.