Гештальт

Было в Веркином голосе что-то непростое, чего стоило испугаться. И Оля испугалась. Но южное солнце располагает к прощению. Вскоре забылось и о Казбеке, и о Веркиных предосудительных танцах. Тем более на рынок Верка больше не ходила. Боясь неразумных поступков подруги, Оля решила, что на рынок отныне ходит сама. Верка про Казбека больше не говорила, а только мечтательно смотрела в голубое крымское небо и вздыхала так томно, что соседи на пляжных лежаках стали посматривать на неё с интересом.

– Верка, если бы море лежало на твоей груди, оно бы уже давно вышло из берегов. Кончай вздыхать, мадам Грицацуева нервно курит в сторонке. У твоего Казбека четыре жены, пятнадцать детей, любовницы-смертницы и глаз с порчей.

– Я согласна стать его ещё одной женой, любимой. Как думаешь?

– Я думаю, что у дам бальзаковского возраста, чьи мужья работают в полиции, часто случается курортный гон. Но мы же с тобой сюда не за этим приехали? А?

– И за этим тоже.

Верка отряхнула песчинки с круглого зада и, расталкивая млеющих пляжников, не переставая извиняться, побежала к морю. Пара русских Иванов с жиром на пузе, наплывающим на плавки, алчно посмотрели ей вслед. По сравнению с ними Казбек был совершенством. Подруга понимала Верку.

Отпуск, как всё приятное в нашей жизни, имеет свойство заканчиваться. Вот и счастливые дни под южным солнцем были уже почти сочтены. Всё чаще думалось о работе, покупались глупые сувениры и чемоданы наполнялись, чтобы в один день захлопнуться, закрыться, погрузиться и отбыть на родину. Три дня до конца отпуска, магические три дня до отъезда, когда ум уже всё осознал, а тело не верит ему и желает продлить крымское солнце, сухой обжигающий ветер и нежное море.

Сквозь трепещущие ресницы в час самого раннего рассвета, когда местные жители ещё и не думали просыпаться, Оля наблюдала, как Верка собиралась на рынок. Красный сарафан на голое тело, плетеные босоножки, распущенные по плечам русые волосы, заботливо уложенные в кудри, и шляпа.

– Забыла про губы – алые гранаты и глаза-сливы, русская краса – Лето этого года!

Верка от неожиданности даже пяткой дернула.

– Решила-таки перед отъездом судьбу на любит-не любит попытать?

– Какая ты злая! – зашипела она. – Курортный роман должен быть. Для жизненного тонуса, чтобы жизнь пресным комом в груди не стояла, а бурлила, неслась и клокотала. У меня в планах – небольшая интрижка. Ма-а-а-ленькая такая, совсем малюсенькая, никто и не заметит.

Верка размер интрижки показывала на маленьком пальце, упирая куда-то в район розового ноготка. И на этом её пальце интрижка выглядела совсем пустяковой. «Пусть!» – решила Оля, и дверь за Веркой захлопнулась.

Весь день Оля гуляла с детьми, купалась, наслаждаясь последними днями на юге. Дети, чувствуя скорый отъезд, тоже пытались изо всех сил запечатлеть в себе лето. Только мысли о Верке не давали совсем расслабиться.

– Почему так поздно? Как я должна объяснять детям, куда умотала мама Вера?

– Мама Вера весь день провела в утомительных прогулках по ботаническому саду, в нырянии в море с огромных камней и в поцелуях-поцелуях-поцелуях. Нацеловалась на всю жизнь!

– А почему нацеловалась?

– Сегодня вечером пойдём благословляться, без этого у них можно только целоваться.

– Как благословляться?

– Ну, Казбек же мусульманин, ему надо в мечеть, чтобы его благословили на брак со мной.

– На брак? Какой ещё брак? Ты совсем из ума выжила?

– Ничего ты не понимаешь! Брак на одну ночь. У них так положено, я сама, конечно, ничего не понимаю, но Казбек сказал, что так положено. Сегодня праздник и его благословят.

Всё было как-то странно. Верка пропала на оставшиеся два дня. Оля провела эти дни в нервном ожидании, что вот откроется дверь и внесут её бездыханное тело. Ночами мучили кошмары. Однако Верка явилась домой ровно в оговоренное время, свежая, счастливая, ничего не объясняя, приступила к сбору вещей и только на вокзале, воспользовавшись, что дети рассматривали прибывающие поезда, шепнула: «Супер! Все было супер!»

Ночью в поезде Оля провалилась в глубокий сон, Верка была на месте, дети дружно сопели на соседних полках, расслабление пришло как наваждение. Когда Веркино лицо встало перед Олей в свете мелькающих за окнами фонарей, аж дурно сделалось. Верка сидела на корточках, загородив обзор от мирно спящих соседей шляпой, она что-то быстро шептала.

– Не могу. Совсем не могу. Это любовь. Я схожу с ума. Безумие. Он простит. Возьми документы сына.

–Что-о-о?

      Мгновенная догадка подбросила Олю с полки. Верка собирается бросить ей своего сына, сбежать с Казбеком, заставить объяснять это её мужу Юрке.

– Сейчас граница, тебя никто никуда не пустит. Снимай свой парадно-эротичный наряд и ложись спать. Утром образумишься – сама над собой смеяться будешь. Вера!

– Я всё решила, до границы одна станция, я соскочу. Прошу, присмотри за ребёнком, в сумках всё необходимое есть, ты же сама мать, поймешь, что надо.

Мысль, что Верка это спланировала, сразу и прочно засела в Олиной голове.

– Вера! Вера!