Гештальт

Я листал словарь Даля на букву Г. Гад. Гад? К слову «гад» было толкование «знахарь», «ворожея». Какой же я гад! Если бы Елена знала, чем я сейчас занимаюсь, она бы одобрила меня? Хочется верить, что да. Или нет? Ведь я опять определяю судьбу клиента. Впрочем, я завершаю его гештальт, просто помогаю завершить, исход предопределЁн самим клиентом.

Седьмая посетительница была типичная торговка с рынка, только синий свой фартук она сняла по такому случаю. Это тот тип женщин, который ходит к цыганкам кинуть на карты, ищет потерянную крупную купюру путём гадания у бабки-соседки, лечит детей от испуга выливанием на воске, делает приворот на любимого, уведённого из чужой семьи. Женщины, полные радости, справедливого гнева и своего, посконного, понимания смысла жизни. Она ворвалась в мою квартиру, не снимая пальто, снопом упала в кресло, будто дольше стоять не могла. «Отворот надо сделать», – выдохнула она, обмахивая румяное лицо рукой с золотой печаткой. На шее её сверкала толстая золотая цепь, на ушах висели тяжёлые самоварные серьги, опять же – золотые. «Я таким не занимаюсь», – твёрдо сказал я, особенно упирая на слово «таким». Она посмотрела на меня долгим взглядом, полным разочарования, выщипанные брови её высоко поднялись над глазницами: «Да?» В этом слове было разочарование, очень глубокое разочарование, такое глубокое, что мне захотелось забрать свои слова обратно. «Но я могу помочь вам по-другому», – невнятно промямлил я. «Да?» – она опять вскинула брови, – «А как?» «Выбирайте!» – я протянул ей ларец с бумажками. Их оставалось всего четыре. Свежим маникюром она перебрала бумажки и вытащила одну, элегантно зажав её между пальцами: «Это?» «Прочитайте», – попросил я. Она развернула полоску бумаги, положила на подлокотник кресла и разгладила тяжёлой ладонью, я даже успел усомниться, умеет ли она читать. Но дама, чмокнув губами, громко зачитала: «Всяк сверчок знай свой шесток»!

Подумала. Потом ещё раз подумала. У таких женщин всегда особое выражение лица, когда они думают. Такое ощущение, что они грузовой состав толкают в одиночку и в гору. «И чо?» – это был тот вопрос, которого я ждал и уже морально подготовился. «Вы подходите к выбранному объекту и строго, грубо, громко, прямо ему в лицо проговариваете эту фразу: «Всяк сверчок знай свой шесток!» И уходите, с объектом не встречаетесь, по телефону не разговариваете, игнорируете полностью». Дама моргнула: «А объект кто?» «Объект этот тот мужчина, которого вы хотите отворожить», – терпеливо, как ребенку, объяснил ей я свой метод. «Матвей, значит? – переспросила она, – Подожди, я только запишу себе в записнушку». И дама стала рыться в своей сумке. «Не стоит, я дарю вам эту записку», – прошептал я ей интимно и проводил в прихожую. У меня возник неясный страх, что она может меня тоже приворожить, как этого своего Матвея. Вскоре дама опять посетила меня, в слезах, с бутылкой водки и селёдочной нарезкой. Матвей повесился, не смог пережить её отказа. Мы пили всю ночь, я её утешал, потом она утешала меня, она была единственным человеком, которому я рассказал про Елену. Нам было хорошо вдвоём, наутро её уже не было, только на кухне в сковороде меня ждала яичница. Испугавшись, что мне придется ещё раз встретиться с Ариной, именно так звали даму, я съехал на другую съёмную квартиру.

Дело требовало завершения.

Восьмая посетительница была милая женщина по имени Маруся. Она подозревала своего мужа в неверности и хотела узнать, как можно его отвадить от такой напасти. «Знаете, Маруся, есть мужчины, которые всегда изменяют своим женам, это такой психотип. Вам надо или поменять мужчину, или смириться», – в моих словах была обречённость, мне было действительно жаль эту хорошую женщину, она выглядела растерянной и огорчённой. Ей досталась бумажка с неопределенным советом: «Брось дело с камнем в воду». Я просто не мог придумать, что можно сделать с этим советом. Однако вскоре Маруся посетила меня повторно, её муж утонул, она уезжала из города, пришла проститься и рассказать мне про исход. Я даже не понял, благодарила или винила она меня. Бедная Маруся, ведь в её жизни всё могло быть по-другому, достанься ей другая народная мудрость.

Оставалось всего две мудрости. Я решил, что приму ещё клиента, а последнюю возьму себе, пусть она решит, чем мне заниматься дальше.