Герцогиня

— Я поручаю вам новое задание, — она поднялась с кресла и подошла к великолепному резному бюро из амарантового дерева. Села, макнула перо в чернильницу. — Вы вернетесь в Мелебр и передадите мистеру Талу письмо, которое я сейчас напишу.

На желтоватую бумагу села жирная клякса. Увы, герцогиня Линтон так и не освоила искусство каллиграфии. Герцогиня Линтон отчаянно тосковала по шариковым ручкам, которых, увы, здесь пока не было.

«Если можешь, если хочешь — возвращайся. Ты полностью прощен собранием, твое изгнание закончилось год назад. Если не пожелаешь возвращаться, напиши ответ и передай его с мистером Моллином».

И, подписывая письмо, посадила еще одну кляксу.

Когда на Перхешт спустилась ночь, Анджелина-Мария Линтон вышла из спальни дочери и отправилась к себе. Она бы с радостью осталась со своим теплым комочком счастья, но этикет предписывал подрастающей герцогине иметь спальню, отдельную от родительской.

Служанка расшнуровала ей корсет, помогла избавиться от тяжелого платья, к коим Анджелина уже почти привыкла. Подала ночную сорочку и пеньюар, легкие, словно паутинка, не оставляющие без внимания ни одного изгиба точеного тела.

У Анджелины-Марии Линтон не было любовников. Вокруг нее вилось много мужчин, очень разных и, естественно, знатных и богатых. Но никто из них ни за какие коврижки не признался бы сопернику, что был отправлен восвояси. По этой же причине о герцогине Линтон ходили слухи, что она меняет мужчин как перчатки.

Возможно, ее любовником — чисто теоретически — мог бы стать Жером. Надежный, теплый… Но он, так и не простив себе похищение герцогини, уехал на восток. Прочих она не то что к себе не подпускала — с трудом терпела. Пустые, болтливые — ну что за мужчины? Да и вообще, ей нужен только один…

Вздохнув, Лина усмехнулась. Стоя перед зеркалом, она рассматривала себя. В свете ажурных абраксовых светильников кожа отливала перламутром, а паутинка сорочки заманчиво мерцала.

«Что мне в этом?» — она отвернулась, погасила свет и легла в свою холодную, выстланную шелком постель.

Свернулась калачиком. Закрыла глаза, безуспешно пытаясь уснуть.

Именно сегодня сон не шел: мистер Моллин принес известия, взбаламутившие Лину до самого донышка. В памяти всплывали события двухлетней давности, но воспоминания так и не утратили яркости.

— Максимус, — прошептала она в темноту, — пожалуйста…

«Вернись».

И в этот миг кровать прогнулась под чьим-то весом. Вопль застрял у Лины в горле — впрочем, не беспричинно. Чья-то жесткая ладонь очень уверенно зажала ей рот.

— Тихо, не кричите… мисс Линтон.

Дыхание обожгло щеку.

Она зажмурилась, не веря собственным ушам. Этого просто не могло быть, как не может один и тот же человек одновременно находиться в Мелебре и в Перхеште.

Лина судорожно закивала головой, давая понять, что узнала. Во рту мгновенно пересохло. В полумраке серебром поблескивали коротко остриженные волосы. Тусклый свет фонарей, проникая сквозь окно, выхватывал из темноты светлые глаза, знакомые до боли резкие черты лица, сурово сжатые губы… Черное, непроницаемо черное пятно рубашки.

— Максимус, — выдохнула она, — ты вернулся?!!

— Мне стало любопытно, кто отправил поисковика по мою душу, — прошептал он, — и я последовал за ним. Должен сказать, удивлен.

— Почему? — она резко села, — почему ты удивлен? Все это время я разыскивала тебя. А год назад подписала приказ о полном помиловании. Ты мог вернуться в любой момент, если бы знал…

— Но я не знал.

Лина невольно закрыла глаза, когда жесткие, мозолистые пальцы легко пробежались по линии скул, обрисовали подбородок. Ей показалось, что Максимус едва слышно вздохнул.

— Да и стоило ли мне возвращаться? — тихо спросил он, — до Мелебра многое доходит, мисс Линтон… Мой Ангел.

— Разговоры, все это разговоры, — она прижалась щекой к его ладони, — неужели ты мог поверить в то, что болтают?

Максимус хмыкнул, но руки не убрал.

— Не верь, не нужно, — торопливо пробормотала Лина, — верь только мне… А я счастлива, что ты жив, и рядом…

— Дамиана Вилмера больше нет, — внезапно промолвил Максимус, и в темноте его глаза опасно блеснули.

Лина вздохнула.

Хотела ли она смерти Вилмера? Сложный вопрос.

Но все же спросила:

— Это ты?..

— Да. Как я мог это оставить? Он сбросил тебя с обрыва, он хотел убить и тебя, и своего же ребенка. Встретились мы в Мелебре, он туда сбежал под чужим именем. Успел сказать, что сожалеет, и что вообще не собирался тебя сбрасывать. Просто так получилось. Напугать хотел.

— Я назвала ее Элеонора-Максима, — прошептала Лина, — я думала, что не смогу ее любить… но ошиблась.

— И это правильно, — скупой кивок, — наследница двух герцогств. Все же в ней далеко не все от Вилмеров.

Воцарилось молчание. Пальцы Максимуса задумчиво гуляли по контурам ее лица, периодически зарываясь в отросшие волосы. Лина с замиранием сердца смотрела на застывшее в каком-то отрешенном выражении лицо. Липкой змеей скользнул в душу страх — а вдруг он больше не любит и не желает ее? Вдруг за эти два года все изменилось, а она, дурочка, ждала и надеялась?

— Ты… хочешь меня? — тихо спросила и поняла, что краснеет.