Герцог в сияющих доспехах

Ньюленд‑хаус выстроили еще в начале семнадцатого столетия, потом все время что‑то достраивали и вносили усовершенствования, так что здание, которое занимало изрядный кусок поместья, можно было теперь сравнить с клетями для кроликов. Семьи были дружные, леди, их светлости, приходились друг другу сестрами, поэтому никто не разбирал, где свое и где чужое, и все были в гостях как дома. Поскольку Эшмонту не терпелось жениться, а в доме Гонерби полным ходом шли ремонтные работы, дамы решили провести свадьбу здесь.

Как подозревал Ладфорд, они боялись, как бы Эшмонт не передумал, если придется ждать слишком долго, что, собственно, лично он бы и предпочел. Он считал, что Эшмонт не пара Олимпии, и не стал бы винить сестру, если бы она сбежала, скорее напротив: такое решение показалось бы ему вполне разумным, хоть и чреватым. Девушки из высшего общества, такие как Олимпия, не могут удирать с собственной свадьбы, не подмочив репутацию. Ужасающие последствия неминуемы, так что оставалось надеться, что сестра прячется где‑то в доме.

Олимпия, которая неделями торчала в этом доме в обществе своих двоюродных сестер, знала здесь множество тайных убежищ, где можно спрятаться, дабы прочитать очередной труд древнего классика или же проштудировать книжный каталог. Ладфорд предположил, что она проделала этот фокус и сегодня, хотя и не мог взять в толк зачем. Подобно отцу, он не утруждал себя размышлениями: заметив отсутствие фляжки, немедленно заподозрил младших братьев.

Чтобы добиться признания, зачастую хватало хорошей взбучки, так чтобы зубы застучали, но на сей раз сорванцы и сами, казалось, были искренне удивлены. Похоже, малыш Кларенс знал или подозревал, в чем дело, но говорить отказывался: упрямец, под стать Олимпии.

И Ладфорд отправился на поиски Кларенса в детскую, куда шалун был заточен после шумной игры, которая закончилась перебитыми бокалами для шампанского. Эндрю, соучастник преступления, был разлучен с братом и выслан скучать в классную.

Ладфорд распахнул дверь детской и провозгласил:

– Ты что‑то знаешь, негодник! И лучше бы тебе сознаться, не то я…

Он умолк, заметив, как братец отскочил от окна, в которое смотрел, и лицо его было при этом багровым.

Да, понятно, что парень испугался, когда брат ворвался в комнату с явным намерением устроить ему взбучку, но Кларенс почему‑то отскочил от окна так, будто оно вдруг загорелось, и закричал:

– Не знаю! Не знаю! И ты меня не заставишь!

Ладфорд бросился к окну, и как раз вовремя, чтобы заметить, как мелькнуло в кустах белое платье, а за ним – герцог Рипли, не то чтобы бегом, но и не прогулочным шагом.

Ладфорд пулей выскочил из детской.

Было бы неплохо, думал Рипли, преследовать веселую вдовушку в лунную ночь, по садовым дорожкам, петлявшим в саду средь высоких кустов, которые делали бы погоню еще более интригующей.

Увы, ночь сегодня выдалась не лунная, и леди Олимпия Хайтауэр отнюдь не веселая вдовушка. Белые сполохи мелькали впереди, удаляясь с неожиданной прытью, и, свернув на очередную тропинку, Рипли обнаружил, что белое платье пропало из виду. Через мгновение сквозь шум дождя он услышал тихое звяканье металла и бросился вперед. Заросли кустарника здесь были реже, и открылась маленькая прогалина, которая вела к железной калитке в высокой стене, которую и силилась отпереть леди Олимпия.

Несколько шагов по мокрой траве – и он оказался рядом с девушкой. Она на миг застыла, обернулась и взглянула на него.

– А, опять вы, – проговорила беглянка, запыхавшись от бега, так что грудь быстро вздымалась и опадала. – Эта гадкая калитка заперта.

– Разумеется. Хотите, чтобы сюда прибежали все присутствующие, вытоптали сад и поломали рододендроны?

– К черту рододендроны! Как тут вообще ходят?

– Возможно, никак, – предположил он.

– Значит, мы должны найти другой выход, – упрямо заявила дама.

– Мы? – хмыкнул он. – Нет. Вы и я не значит «мы».

Она вдруг застыла, испуганно округлив глаза. Он тоже услышал. С той же стороны, откуда, по его представлениям, пришли они с Олимпией, раздавались голоса.

– Теперь это неважно, – отмахнулась она. – Слишком поздно. Вам придется помочь мне перелезть через стену.

– Нет, я не могу.

– Можете, – возразила она. – Вы здесь, и от вас ничего больше не требуется. Принесите пользу хоть раз в жизни и помогите мне выбраться их этого сада, пока еще есть время. – Она топнула ногой. – Давайте же!

От ее прически ничего не осталось, и теперь мокрые русые пряди облепили лицо, в них застряли листья и сухие цветы рододендрона вперемешку с яблоневыми лепестками. Вуаль змеей обвивала шею, кончик изящного носика украшало грязное пятно.

– Через стену, – повторил Рипли, пытаясь выиграть время.

– Ну да! Не могу же я карабкаться по плющу в этом платье и в этих туфельках. Быстрее! Вы что, не слышите их?

Он пытался что‑нибудь придумать, чтобы ее задержать, но голова соображала туго. И только когда услышал крики: сразу вспомнился лай собак и вопли разгневанной толпы, – в его мозгу что‑то щелкнуло.