— Полагаю, — сказал он, — теперь целью твоей жизни станет именно исполнение всех ее заветных желаний?
Всех, кроме одного, хотелось сказать Саймону, но он произнес уклончиво, хотя вполне искренне:
— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы она была счастлива.
Видимо, ответ не вполне удовлетворил ее требовательного брата, и он перешел на прежний агрессивный тон:
— Если ты причинишь ей боль…
Саймон резко прервал:
— Я никогда сознательно не причиню ей боли!
Энтони смерил его подозрительным взглядом.
— Имей в виду, я готов убить тебя, даже рискуя собственной жизнью, если ты вновь каким-то образом заденешь ее честь. Ранишь душу… Клянусь, ты нигде не найдешь покоя, если причинишь ей зло.
— Я понял тебя, — спокойно сказал Саймон.
Несмотря на все угрозы, которые он только что услышал, и на тот физический урон, который уже понес, он не мог не испытывать уважения к Энтони за то, как тот печется о сестре. Как предан ей. А разве преданность не одно из самых благородных качеств?
Ему подумалось также: быть может, Энтони видит в нем, в его характере, в душе нечто неизвестное ему самому, что прячется в самых темных и таинственных закоулках его существа? За столько лет знакомства и дружбы приятель вполне мог узнать его лучше, чем он сам себя, и потому не без полного на то основания опасается, что в нем возобладают эти непонятные дремучие силы.
А из этого следует, что Энтони прав в своей настойчивой подозрительности и не будет выражением слабости со стороны Саймона лишний раз успокоить и умиротворить его.
— Даю тебе слово, — повторил он, — что буду стараться сделать все для спокойствия и безопасности Дафны. Энтони удовлетворенно кивнул.
— Надеюсь, так оно и будет. — Он оторвался от стола и направился к двери. Оттуда повернулся и добавил:
— Иначе снова начнем ссориться, а я этого не хотел бы.
Дверь за ним закрылась.
Саймон с тихим стоном рухнул в кресло, закрыл глаза. Почему, черт побери, жизнь такая сложная штука? Отчего друзья так быстро превращаются во врагов, а легкий флирт в вожделение? А то и в брак…
И что ему теперь делать с Дафной, ставшей по воле слепого случая спутницей его жизни? Разумеется, у него и в мыслях нет причинить ей зло, обидеть чем-то, но разве самой женитьбой на ней он уже не делает этого? Сам того не желая… И в то же время разве он не вожделеет ее, не мечтает о той минуте, когда она будет рядом с ним, в постели, и он накроетее своим телом, медленно проникнет в нее и услышит, как она со стоном произнесет его имя…
Он содрогнулся. Зачем раньше времени думать об этом в таких подробностях? — Ваша светлость!
Опять Джеффриз. Саймону было тяжело открыть глаза, он просто сделал рукою знак дворецкому, чтобы тот приблизился.
— Возможно, вы хотели бы отдохнуть, сэр? Лечь в постель? — услышал он.
Пришлось открыть глаза, чтобы взглянуть на часы. Слава Богу, для этого не потребовалось вертеть головой. Только семь вечера.
— Рановато для сна, — пробормотал он.
— И все же, сэр, — дворецкий был настойчив, — вам следует отдохнуть.
Саймон опять закрыл глаза. Джеффриз прав как никогда. Почему бы не послушать его, не растянуться на мягкой постели, под прохладными льняными простынями? И обязательно запереть крепко-накрепко дверь спальни, чтобы туда ни в коем случае не ворвался этот бесноватый Энтони! Какое счастье не видеть его хотя бы с вечера до утра!
А лучше вообще спрятаться там решительно от всех и уснуть… и спать, не просыпаясь, несколько суток!
Глава 13