Герцог и я

Но он не хотел, не мог снова испытать прежнее унижение. Ни перед кем. В первую очередь перед самим собой. Ибо оно напоминало о страшных одиноких годах детства, о мальчике, отвергнутом единственным близким человеком — родным отцом.

Непроизвольно, он сам не понял каким образом, ему удалось исторгнуть членораздельный звук, гласный звук «О!», который пришелся кстати и заменил целую фразу. В нем было все, что нужно: вежливое удивление, приветствие, даже — можно было понять и так — просьба продолжать разговор.

Герцог Мидлторп именно так и понял.

— Ваш отец, — сказал он, — умер на моих руках.

Саймон на этот раз не ответил даже междометием. Вместо него Дафна сочувственно произнесла:

— О Боже…

— Он просил меня, — продолжал старик, — передать вам кое-какие бумаги. Письма к вам. Я храню их у себя дома.

— Сожгите их.

Слова вырвались у Саймона сами собой. Без его участия. Дафна слегка вскрикнула и схватила Мидлторпа за рукав:

— О, нет, нет! Не делайте этого. Гастингс, возможно, не хочет видеть их сейчас, в данное время… Но потом он может передумать.

Саймон смерил ее ледяным взглядом и снова повернулся к собеседнику:

— Я говорю: сожгите их.

— Я… О да…

Мидлторп явно был в растерянности. Должно быть, он знал или догадывался, что отец и сын находились не в лучших отношениях, но покойный герцог не открыл ему всей правды, а потому старик не понимал, как ему сейчас действовать. В расчете на помощь он бросил умоляющий взгляд на Дафну и произнес:

— Помимо бумаг и писем он просил передать вам кое-что на словах… Я… я мог бы это сделать, если желаете, прямо сейчас.

Говоря все это, он смотрел на Дафну, не на Саймона.

Вместо ответа тот оставил локоть своей спутницы и молча направился ко входу на веранду.

— Извините его, — обратилась Дафна к ошеломленному герцогу. — Я уверена, он не хотел вас обидеть.

Выражение лица Мидлторпа недвусмысленно говорило о том, что он придерживался противоположного мнения, и Дафна посчитала нужным добавить:

— По-видимому, имя отца у него связано с какими-то тяжелыми переживаниями.

Мидлторп кивнул, соглашаясь:

— Его отец предупреждал меня о чем-то подобном. Но я все же не думал, что это так серьезно… Однако теперь…

Дафна взволнованно смотрела в сторону веранды.

— Да, видимо, очень серьезно, — подтвердила она и поспешно добавила:

— Пожалуй, пойду к нему.

— Конечно, — согласился старик. Уже на ходу она обернулась:

— Прошу вас, герцог, не сжигайте эти бумаги.

— Я никогда и не думал об этом, но…

Дафна остановилась — в голосе Мидлторпа ей послышалось что-то серьезное.

— Вы хотели сказать…

— Хотел сказать, что я далеко не молод и не слишком здоров. Доктора не очень обнадеживают меня. Поэтому… Мог бы я передать бумаги вам на сохранение?

Дафна смотрела на него с удивлением и страхом. Удивлением — потому что не понимала, как может он доверить чужую личную переписку совершенно незнакомой ему молодой женщине. Страхом — потому что опасалась, что, если согласится и примет бумаги, Саймон может никогда не простить ей этого поступка.

— Не знаю, — ответила она в замешательстве. — Не уверена, что ваш выбор правилен.

Старческие глаза пристально уставились на нее.

— Полагаю, — услышала она, — мой выбор совершенно правилен. — Его тон стал мягким, даже ласковым:

— Уверен, вы найдете нужный момент, чтобы отдать молодому человеку адресованные ему письма… Итак, разрешите, я пришлю их вам?

Дафна наклонила голову. Что еще оставалось делать? Мидлторп приподнял трость, указал в сторону веранды:

— Идите к нему.

Дафна кивнула и поспешила туда, где находился Саймон.

* * *

На веранде горело всего несколько стенных канделябров в густой вечерней тьме, и только благодаря лунному свету Дафна смогла разглядеть Саймона, неподвижно стоявшего возле перил в дальнем углу. В его позе — так ей показалось — была неостывшая злость. И печаль. Он смотрел куда-то в глубь сада, но не видел, наверное, ни аллей, ни темных кустов и деревьев.

Она тихо приблизилась к нему. Прохладный ветер так приятно овевал щеки после духоты в переполненной зале. Слабый гул голосов напоминал, что они здесь отнюдь не в одиночестве, но Дафна никого не слышала и не замечала.

Лучше всего, наверное, было бы начать разговор с ним со слов: «Вы были так нелюбезны со старым герцогом» или «Отчего вы так злы на своего покойного отца?» Но она в самую последнюю минуту отбросила обе фразы. Облокотившись на балюстраду рядом с ним, она негромко, как бы про себя, произнесла:

— Как хотелось бы увидеть звезды.

Саймон мельком взглянул на нее и ответил:

— В Лондоне вы их не увидите. — После некоторого молчания он заговорил вновь:

— Здесь или слишком яркий свет, или просто туман. Или смог.

Она поежилась, словно ей стало холодно, но щеки ее по-прежнему горели.

— А я так надеялась увидеть звездное небо хотя бы тут, в Хэмпстеде. Небеса не идут мне навстречу. Саймон издал что-то вроде смешка.

— Зато в Южном полушарии, — сказал он после долгой паузы, — вы бы на небо не обижались. Какие там звезды!

— Какие?