Герцог

Так, собственно, весь день и прошел. Гигантские плоты ходили вдоль длинных и толстых канатов туда-сюда, командиры формировали очередность своих подразделений, спорили друг с другом и ругались, руководство фракции носилось ко мне в шатер с докладами, новостями и сплетнями, а я все это слушал, разрешал спорные ситуации и чиркал палочкой на песке очередную схему будущего сражения.

А с наступлением темноты, точнее, уже засыпая, попытался достучаться до Гуаньинь и потребовать объяснений по поводу ее посланника. Но богиня, как она это часто делала, «звонок» проигнорировала, и в результате я просто выспался. А на следующий день отправился к Бессмертному в гости — все одно очередь ставки переправляться будет только через день.

Матушка И любезно подсказала мне, где пришелец поставил свой шатер, так что добрался я без труда — минут пять всего от границ лагеря. Наученный горьким опытом с мозгокрутом, я снова заставил телохранителей не тащиться за мной следом, а курсировать взад-вперед, чтобы гипотетически они покидали поле действия способностей предполагаемого менталиста.

А то вдруг они парами работают? Допрос пленника ведь так ничего и не дал, говорить ему пока не разрешали, опасаясь атаки техникой, а писать схваченный Кукольник то ли не желал, то ли не умел. На зуботычины он никак не реагировал, а более сильное воздействие терпел с поразительным самообладанием.

— Хоу Вэнь желает видеть господина Дуань У! — выкрикнул один из гвардейцев, когда мы добрались до места.

Порядок тут такой — ну не стучать же по ткани шатра, в самом деле. А сам Бессмертный У как-то не соблаговолил вытащиться на улицу, хотя топота нескольких десятков коней не расслышал бы только глухой.

— Пусть входит, — донесся изнутри голос Хули Цзин. — Бессмертный У ждет ученика.

Она тут ночевала, что ли? Пирату бы не проболтаться, а то он на желчь изойдет. Хотя все равно узнает — утаить что-то в полевом лагере нереально, я уже давно в этом убедился.

Изнутри походное обиталище Великого Мастера и моего наставника практически ничем не отличалось от моего. Большая кровать, собранная из бамбуковых стеблей с натянутой на них тканью, столик с бумагами и глиняным чайником, малопонятные, поскольку фиг прочитаешь эту каллиграфию, свитки на стенах шатра, сундук с Лисой на крышке и сам Бессмертный посередине.

Что интересно — слуг я не видел, ну, кроме Ноу-Ниу, которую он в носильщики приспособил. Из всего скарба у него только этот чемодан из реек бамбука. Откуда же тогда все это изобилие? Тут пара телег должна все это тащить, а еще человека четыре ставить-разбирать? Пространственный сундук, как сумка у Поттерианы? Я бы не удивился.

Встретил хозяин меня поклоном, что уже было неожиданно. Не, так-то тут принято друг другу кланяться — с рядом нюансов. Я, как ученик и младший по возрасту (а с его точки зрения — и по статусу), должен был первым спину гнуть, да еще и со словами «ученик приветствует учителя». Он бы тогда поклонился в ответ, но не так низко, как сейчас, и не опуская глаз. То, что он сейчас продемонстрировал, — это поклон признания вины от младшего к старшему.

— Прошу меня простить за то, что я причинил вред одному из ваших генералов, — произнес он, не разгибаясь. — Молодой человек застал меня врасплох, я отреагировал инстинктивно.

Ну, хотя бы «накажите меня» это надоевшее не сказал. А так — я даже его немного зауважал. Думал, он сноб и зазнайка, а он вину признавать умеет и прощения просить.

Правда, согласно канонам поведения достойного человека, мне нельзя было на это ответить в стиле: «А, да ладно, чего ему сделается!» Пришлось тоже сгибаться в той же позе, что и Бессмертный, и отвечать.

— Это я должен просить прощения, учитель. Мой человек повел себя недостойно, напав на гостя.

При обычных обстоятельствах мы бы еще обменялись десятком реплик, выясняя, кто из нас больше себя виноватит и кому должно просить прощения. Но тут все куда короче закончилось.

— Хорошо, — сказал Бессмертный У, выпрямляясь. — Тогда начнем.

Взгляд у него сделался тяжелым, словно не человек смотрел, а рентгеновский аппарат просвечивал. И это не фигура речи, под конец сканирования у него даже глаза слегка светиться стали. Белым таким светом. Жутковато вышло.

— Гадание все же понадобится, — наконец произнес он, гася свет и превращаясь в обычного (почти) человека. — Много ярких признаков, но они противоречивы. Вы согласны на гадание, ученик?

Произнес он это с неким подтекстом, словно это самое гадание будет на моем же сердце проходить. Которое перед этим предварительно вырежут у меня из груди. То есть не просто рутинное раскидывание стеблей тысячелистника, наблюдение за полетом птиц и камлание над панцирем свежеубитой черепахи, а опасное действие. Которое я, возможно, не смогу пережить.

— Почему вы спрашиваете? — не удержался я от вопроса. — Это опасно?

Тот выразительно вскинул бровь — был бы постарше на личико, вылитый доктор Стрэндж!

— Нет. С чего вы это взяли?

«Не знаю! Потому что ты это так сказал!» — хотелось мне крикнуть ему в ответ.

— Тогда не возражаю. Это долго?