Читаем Герцен полностью

Характеризуя объективную трудность «Писем» для понимания, необходимо принять во внимание и еще одну особенность творчества Герцена. Строго говоря, «Письма» — это не статьи в собственном смысле слова; еще менее их можно назвать философским трактатом. Это именно письма, где художественное начало таланта Герцена находит ничуть не меньшее выражение, чем теоретическое. Художественность мышления составляла одну из особенностей теоретического творчества Герцена. Стиль его научных произведений свободен, волен, непринужден. Герцена не волнуют дефиниции, строгие определения. Его понятия часто расплывчаты, термины многозначны. Мысль часто развивается не строго, а рывками, волнами, не прямо, а в подтексте. Иногда она скрыта за рисунком, за картиной, за образом, прикрыта сравнением, аналогией. Взятые в совокупности, эти обстоятельства порождали, разумеется, известные препятствия даже при добросовестном изучении «Писем».

Но, конечно, определяющую роль в неадекватном, неточном воспроизведении их содержания и смысла, характерном для буржуазно-либеральной литературы, играло узко «заинтересованное» прочтение их, а то и злонамеренное искажение различными недобросовестными интерпретаторами.

Если говорить о дореволюционной буржуазной литературе в целом, то сколь бы различно ни писали буржуазные авторы о Герцене, они почти единодушно сходились в указании важнейшего исходного пункта его теоретического развития: Гегель. В определении же того, что вынес Герцен из школы Гегеля, как сложился его дальнейший теоретический путь, мнения существенно расходились. Одни писали, что Герцен, примкнувший к школе левого гегельянства, «старался уяснить себе и другим тот новый путь, который, по его мнению, прямо ведет от Гегеля к Фейербаху» (41, стр. 67). Другая группа авторов относила за счет влияния Гегеля только внешние особенности стиля Герцена, считая его вообще человеком, далеким от философских интересов, от «гносеологии». А если уж необходимо все же определять существо философского настроения Герцена, то это, пожалуй, — позитивизм (12, стр. 7). Герцен вообще «последовательным мыслителем-философом не был», без обиняков заявляли третьи. «Идеализм и материализм для Герцена — две крайности, примирение которых дело будущего, и сам он впадает то в одну, то в другую из них» (28, стр. 803–804).

Серьезный удар по этой, явно тенденциозной путанице был нанесен работами В. И. Ленина и Г. В. Плеханова, появившимися почти одновременно в год столетнего юбилея писателя. И в чеканной ленинской статье «Памяти Герцена», и в обширной работе Плеханова «Философские взгляды А. И. Герцена» проводилась мысль, что направление развития взглядов Герцена от Гегеля к диалектическому материализму. Плеханов относил Герцена к мыслителям, которые, испытав на себе влияние диалектики Гегеля и развиваясь «в направлении от гегельянства к материализму», вынуждены были «за недостатком данных» «вплотную подходить» к задаче колоссальной важности — к применению диалектики в изучении общества. «…Ум Герцена работал в том самом направлении, в каком работал ум Энгельса, а стало быть, и Маркса», — писал Плеханов (36, стр. 368, 395, 377). «Герцен вплотную подошел к диалектическому материализму и остановился перед — историческим материализмом», — говорилось в статье Ленина (7, стр. 256).

Определение Лениным и Плехановым основной тенденции философского развития Герцена имело большое научное значение. История свидетельствовала, что после Гегеля, в творениях которого буржуазная философия достигла своей вершины, в теоретическом движении была возможна — в общем и целом — только такая альтернатива: либо дополнительные шаги в сторону подлинно научной философии, более близкий, чем у Гегеля, подход к диалектическому материализму, либо отступление назад, перепев догегелевских теорий. Многочисленные русские «гегельянцы» (Редкин, Чичерин, Дебольский и др.) и столь же многочисленные «критики» Гегеля, предварительно прошедшие его «школу» (Голубинский, Катков, Кавелин и др.) отразили различные варианты движения назад от Гегеля. Герцен пошел по первому направлению.

При всем том были и существенные отличия плехановской концепции философии Герцена от ленинской. Так «Письма» в работе Плеханова категорически определялись как идеалистические, гегельянские. Материалистом Герцен стал, по Плеханову, лишь в 60-х годах. Что же касается его движения в направлении к марксизму, то оно, как полагал Плеханов, осуществилось все-таки на идеалистической основе, в рамках гегельянства.

Вообще говоря, в допущении такой формы приближения к философии марксизма нет ничего неправильного: из ленинского конспекта произведений Гегеля мы видим, что Ленин считал возможным даже о самой философии Гегеля писать как о подходе к диалектическому материализму (см. 8, стр. 92–93, 215–216). Вопрос состоял в том, насколько правильно было говорить так по отношению к Герцену.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мыслители прошлого

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии