Герои расстрельных лет

"...Мне и с Богом не можется, И с чертом не по пути..." Предоставили слово Народному артисту Союза ССР Ивану Семеновичу Козловскому, "образцовому тенору", как называли его. "Моя профессия петь, а не выступать, особенно перед таким собранием, - начал он, - но здесь я не могу не сказать несколько слов. Паустовский является камертоном, по которому настраивается вся интеллигенция. Мы все так любим Паустовского, что даже Сергей Михалков явился с опозданием на два часа..." И тут выскочил Михалков и начал, заикаясь, говорить: - Я сейчас об-объясню... В. Каверин резко оборвал его: - Кто вам дал право говорить? Вам никто не давал слова, почему вы нарушаете порядок?!! Лишь когда Козловский кончил, Сергею Михалкову было дозволено объясниться; он рванулся вперед: - Мой друг, Иван Семенович Козловский, не осудит меня, узнав, что я пришел с приема избирателей, где я, как депутат... Козловский перебил его: - Я никогда не был вашим другом и не буду... - Он взмахнул рукой, и хор мальчиков, приведенный им, возгласил: "Славься!"... И Иван Семенович подхватил и стал петь вместе с хором: "Сла-авься!" Это была последняя открытая демонстрация творческой интеллигенции. Не думали мы, не гадали, что скоро умрет не только Константин Паустовский, но и моложавый Борис Балтер, и крепкий, "двужильный" Александр Яшин. Год спустя на Красную площадь с протестом против ввода танков в Прагу вышла группа молодых людей. Среди них были и профессиональные литераторы. Вскоре стал широко известен и Анатолий Якобсон, преподаватель литературы, автор книги о Блоке "Конец трагедии", один из самых талантливых литературоведов, - жизнь загнала его в петлю. Остальные борцы с режимом были физиками, юристами, рабочими, ушедшими вскоре в тюрьмы и психушки. Молодая "революционная" поэзия, увы, за вдохновленными ею борцами не пошла. Кто не помнит этого - Е. Евтушенко, А. Вознесенский, А. Межиров, Е. Винокуров, Б. Слуцкий, еще несколько имен, звучных, многообещающих, были не просто поэтами, а поэтическим знаменем 56-го года. Никто из этих поэтов не был репрессирован, само время, казалось, надувало их паруса. А. Межиров и Б. Слуцкий побывали, как и Борис Балтер, на войне. Отличились личным мужеством. Не дрогнули перед смертью. Что же стряслось с "поэтическим знаменем" антисталинского 1956 года? Почему оно оказалось в арьергарде, позади молодежи, прозревшей, жаждущей действий? ...Первым сломался Борис Слуцкий, самый мужественный и зрелый поэт антисталинского года. Он посчитал, что публикация "Доктора Живаго" за границей и ярость партийной бюрократии в связи с этим подбивает ноги всей молодой литературе. Из-за Пастернака добьют всех... Он позволил себе принять участие в поношении Пастернака в 1959 году. "Балалайка с одной струной" - незло называли его в Союзе писателей. Струной этой, т. е. его, Бориса Слуцкого, темами, были солдатское мужество, прямота, чистота. Эта струна лопнула, а другой струны в поэзии его - не было... Евгений Винокуров, в отличие от Бориса Слуцкого, которого долго не печатали, начинал легко и звонко. В день смерти Сталина пришли к друзьям два поэта - Винокуров и Ваншенкин. Оба одного "замеса". Бывшие солдаты. И у того, и у другого родители - партийные деятели. Ваншенкин ревел белугой. Винокуров явился с эмалированным ведром. Бил в него, как в барабан. Возвестил: "Тиран скончался!" "Не будет ли хуже?" - всполошенно спросил кто-то. "Хуже быть не может!.." - убежденно воскликнул Е. Винокуров. Е. Винокуров начал как человек самостоятельного философского осмысления жизни. У него была "пара слов в запасе", как говаривали герои Бабеля. Но произнести их было нельзя. От Евгения Винокурова впервые услышал я о "литературном методе" под названием "антабус". Антабус, как известно, - медицинский препарат. Крайнее средство устрашения алкоголиков. Запойному дают антабус. И тот знает: примет он хоть сто граммов спиртного - смерть. - ...Но русский человек все преодолеет! - весело заметил Е. Винокуров. Он исхитряется преодолеть и смертельный запрет. Начинает свой "обходной маневр" с того, что добавляет одну каплю спиртного... на стакан воды. И выпивает безнаказанно. На другой день - уже две капли водки на стакан воды. Так доходит до дозы, когда почти ощущает опьянение. Так и в литературе... Каплю-две социальных ламентаций на стакан газировки. Чтоб пузырилось мгновение. Знатоки уловят. А цензура спохватится - уже никаких пузырьков, никакого привкуса - чистая вода. Е. Винокуров верен себе. Неизменно. Примеры тому - почти все позднее творчество Е. Винокурова. Скажем, в сборнике "Лицо человеческое"148 стихотворение "Балы" завершается так: