Герои пустынных горизонтов

— Я уже достаточно наслушался. Каждый день одно и то же, ни сна, ни покоя нет. Сейчас же брось его и растопчи.

— Воля твоя, господин! — Ахмед поставил приемник на пол и занес над ним свою широкую ступню, облепленную слоем белой каменной пыли.

— Стойте! — закричал Смит. — Не нужно ломать, ради бога не нужно. Лучше отдайте его мне.

Ни разу еще не случалось, чтобы Смит подал голос в подобном случае: он никогда не вмешивался, ничего, не советовал и не предлагал. Гордон, удивленный, хлопнул его по плечу. Ощущение было странное — руку Гордона сразу точно отбросило током.

— Молодец, Смит! — сказал Гордон по-арабски. — Пусть берет приемник, — повернулся он к Ашику. — Смит любит машины. Для него высшая мудрость в них.

Ахмеду было сделано внушение и затем разрешено уйти. Он удалился, охая и вздыхая, — ему теперь не миновать побоев от сеида за этот приемник, а женщины из соседних домов будут обливать его из окон водой со злости.

— Вот видишь, — сказал Ашик Гордону. — Таковы мои воины. Проповедники, купцы и каменотесы. А половина жителей города и вовсе меня знать не хочет. Они прислушиваются к другим голосам…

— А что это за другие голоса? — не выдержал наконец Гордон.

— Сейчас узнаешь, — сказал Ашик. — Я был вынужден положить этому конец. — И он приказал одному из своих прислужников пойти и привести сюда смуглолицего бахразца. — Если тебе нужны воины, Гордон, проси их у этого человека, не у меня.

— А кто же он, что сумел забрать в твоем городе большую власть, чем у тебя самого? — спросил Гордон.

— Настоящий шайтан, бахразец, который ненавидит Бахраз.

Гордон насторожился. — Бахразец? Революционер? Чего ему здесь нужно? Почему ты не повесил его? Или не сдал командованию форта?

— Его повесить? Это не простой человек, Гордон! Ты слишком поспешно судишь. Говорю тебе, он — личность выдающаяся. Он меня спрашивал, что такое Хамид — феодал-авантюрист или человек, который хочет использовать движение племен в своих личных целях, господин властью меча, отсталый царек, задерживающий развитие своего народа? Вот что он хотел знать о Хамиде.

— В самом деле! А ты бы его послал к дьяволу.

Ашик хихикнул: — Я лучше пошлю его с тобой к Хамиду.

— Ну что ж, — сказал Гордон, принимая это как мрачную шутку. — А Хамид ему отрежет уши.

— Нет, нет. Он достойный противник для Хамида. Мал ростом, но грозен. Настоящий человек!

Тут только Гордон понял, что Ашик говорит серьезно. Но больше ему от старика ничего не удалось добиться, пока не ввели бахразца.

Руки и ноги пленника были в оковах, но это не мешало ему стоять и двигаться. Он был невысокого роста, гибкий и подвижной; его одежда — штаны и куртка цвета хаки — сразу обличала в нем горожанина. Некоторая напряженность во всем теле и смелый, вызывающий взгляд подтверждали это. Он, казалось, нимало не был смущен своим положением.

— Привет тебе! — степенно произнес бахразец, обращаясь к Гордону, и в голосе его прозвучал легкий оттенок удовольствия в сочетании с привычной насмешливостью.

— Ты! — воскликнул Гордон, глядя на него во все глаза. — Ты, Зейн! Так тебя еще не повесили!

Тон приветствий ясно говорил о том, что этих двух людей связывает не только старое знакомство, но и взаимная симпатия, существующая как бы помимо их воли, — недаром откровенная радость встречи сразу же уступила место насмешке.

Ашик заметил это и пришел в восторг. — Что такое? — вскричал он. — Вы, оказывается, знаете друг друга? Вот удивительное дело!

Но чему тут в самом деле можно было удивиться, это не встрече их, а их сходству, потому что, когда они стояли так, вместе, лицом к лицу, было ясно видно, что это двойники, два экземпляра одной и той же человеческой особи — оба небольшие, крепкие, приспособленные для трудной, полной лишений жизни.

У бахразца было такое же крупное лицо, как у Гордона, тот же твердый взгляд, те же непокорные волосы; только рот в отличие от Гордона не казался чужим на этом лице: в складке губ были решительность и упорство, и усмешка их иногда казалась опасной. Именно рот — мягкий у одного, жесткий у другого — выдавал истинное различие между ними: бахразец, казалось бы порывистый, резкий, легко уязвимый, в то же время проявлял больше выдержки, чем Гордон, как будто жизнь для него имела более ясный смысл. Он как будто лучше в ней разбирался, относился к ней чуть-чуть насмешливо, но вместе с тем более спокойно, зная, что на все нужно время, время и еще раз время. Но вместе с тем он держал себя так, точно в эту минуту чувствовал за собой весь мир. Он кивнул головой и улыбнулся.

— Этот человек — террорист, — сказал Гордон Ашику. — Однажды у меня хватило глупости помешать жандармам Азми повесить его за это.

Бахразец снова слегка кивнул головой, как бы желая сказать, что он и сам считает неразумным проявленное Гордоном милосердие. Он выразительно прижал к груди свои скованные руки и на миг раздвинул губы в улыбке.