Герои пустынных горизонтов

«Сейчас я слишком занята, Нед, — писала она. — За последнее время было три случая выселения из домов компании, и теперь мы, так сказать, занимаем оборону на улице, где это произошло, чтобы закрыть доступ судебным исполнителям. Но английские законы — законы землевладельцев, а потому нам особенно надеяться не на что; в лучшем случае удастся оттянуть срок на несколько дней. Соседи держатся дружно: каждый день на головы судебных исполнителей и полицейских льются потоки помоев с верхних этажей. Знаешь, Недди, если английские рабочие когда-нибудь дойдут до открытого восстания, они прежде всего постараются выставить своих противников дураками, и это им очень легко удастся.

Теперь о моих личных делах. Я по суду добилась льготного срока в один месяц. Но после этого помещение должно быть освобождено, и что тогда — не знаю. Там видно будет. У меня слишком много забот сегодня, чтобы еще заглядывать вперед. И потом всякая попытка заглянуть вперед действует на меня угнетающе, особенно теперь, после твоего возвращения, Недди, когда я знаю, что ты так близко и в то же время так далеко. Из-за тебя я уже не могу жить только сегодняшним днем. И это очень жаль. Лучше бы ты совсем не возвращался».

Тесс не было, и он ухватился за Смита, сам удивляясь тому, что нашел вдруг со Смитом такой простой, безыскусственный тон. Но еще больше его удивило, что Смит с таким достоинством сумел этот тон поддержать.

— Очень милый человек, скромный, искренний, — сказала миссис Гордон сыну на третий День пребывания в доме этого рослого и застенчивого гостя. — Он мне положительно нравится, Недди. Почему ты не встречался с ним после возвращения в Англию?

— Потому что не хотел вспоминать прошлое, — солгал Гордон. Ему не хотелось говорить о том, что Смит, отличный товарищ на войне в пустыне, скучен и неинтересен в мире загородных усадьб. Мать упрекнула бы его в интеллектуальном снобизме, тогда как на самом деле тут была только интеллектуальная нетерпимость.

Хотя все в доме заняты сейчас были только маленьким бедуином, Смит тоже оказался желанным гостем; особенно он пришелся по душе Джеку и Муру. Гордон рисовал им Смита человеком, который не может равнодушно видеть вращающееся колесо, а сам Смит признался, что с отчаянной завистью смотрит на их превосходно оборудованный заводик, где стальные болванки превращаются в сложные, точно выверенные детали.

— Вам в самом деле так нравится этот завод? — спросил Гордон.

— Безусловно! — с жаром ответил Смит. — Безусловно, ведь тут делают вещь от начала и до конца. Это не то, что конвейерное производство, где заняты сотни рабочих. Они делают вещь сами. Она вся тут, у них в руках!

— И это лучше, чем бухгалтерия? — с добродушным ехидством спросил Гордон.

Смит пожал плечами, выражение лица у него сделалось унылым. — Для меня — лучше! После пустыни мне невмоготу скрипеть пером в конторе. Да я и раньше не очень любил это занятие. Может быть, именно поэтому я и остался в свое время в Аравии.

Гордон вдруг почувствовал к нему почти отеческое сострадание; но тут напрашивался рискованный вывод. Если по иронии судьбы у строительного подрядчика Смита дела идут лучше, чем у землевладельцев Гордонов, не логично ли предложить Смиту сделаться компаньоном Гордонов, вложить в их предприятие свои деньги и свой энтузиазм и добиться успеха там, где Джек терпел неудачу?

Может быть, в Смите их спасение?