Герои пустынных горизонтов

— Да, это была моя ошибка, — сказал Гордон. — Но вы-то никакого обещания не давали. Вы можете вернуться в Аравию с чистой совестью и ничего не опасаясь.

Смит все еще не соглашался, но Гордон, уверенный в своей власти, не стал больше спорить или убеждать. Он просто отправился в Лондон к Везуби и попросил его достать, два билета.

Везуби не было дела до Смита, но решение Гордона его огорчило. — Меня не удивляет, что вы надумали вернуться в Аравию, — сказал он. — Поскольку вы не захотели иметь дела ни с Мак-Куином, ни даже, с Моркаром, для меня было ясно, что в Англии вы ни на что не надеетесь. Вы заблудились в поисках чего-то нереального, Нед, — путей к истине, к переустройству мира. А ведь за эти несколько недель вы должны были понять, что все, на что тут можно надеяться, — это чуть побольше здравого смысла, чуть побольше компромиссов, чуть побольше пустых обещаний — столько, сколько нужно, чтобы уберечь Англию как она есть от клыков зубастого мира.

— Только не оплакивайте меня, — сказал Гордон. — Вы слишком мало знаете, чтобы судить о моих неудачах.

— У вас не всегда будут неудачи, — сказал Везуби. — Но беда в том, что, если вы нарушите слово и вернетесь в Аравию, вы многое потеряете в глазах англичан — и притом навсегда. Прощения не ждите. Только я могу вас простить, поскольку я знаю, что у вас в мыслях нечто более значительное, чем разбушевавшаяся жестокость непокорных долгу людей.

— Долг! Долг! Когда-нибудь меня убьют во имя верности долгу, — проворчал Гордон. — А может случиться и так, что половина мира перебьет под этим лозунгом другую половину.

— И вас при этом будет волновать лишь судьба азиатской половины — да, Нед? Как и сейчас?

— Я не об Азии думаю и не о мире, — возразил Гордон. — Для меня важно лишь одно — человек. Я все-таки верю в него и живу этой верой. Но только на Востоке еще можно встретить человека, заслуживающего этого имени. Араб — вот настоящий человек. Пусть он дикарь, невежда, а все-таки он человек. В нем сохранились и мужество, и благородство, и независимость мысли. Только таким и должен быть человек, как я его понимаю. А холоднокровные тритоны, населяющие западный мир, в лучшем случае — биологические особи, и я ничуть не жалею о том, что навсегда лишаюсь их общества.

Везуби протянул ему несколько бумажных лент, недавно вынутых из телеграфного аппарата. В них сообщалось о новых массовых демонстрациях на промыслах Арабины и о том, что легионеры Азми заняли нефтеочистительный завод. Связь с Истабалом, столицей в пустыне, прервана. По имеющимся сведениям, четверо официальных английских представителей находятся там, при особе эмира Хамида, чье отношение к создавшейся ситуации пока неизвестно. На территории пустыни имели место крупные вооруженные выступления, однако тут же с телеграфной категоричностью утверждалось, что, по мнению английских официальных лиц, говорить о новом восстании племен нет оснований. Волнения в пустыне носят эпизодический характер, и эмир Хамид (с помощью бахразской авиации) без особого труда сможет восстановить порядок.

— Эти факты еще не дают уверенности в том, что восстание действительно развернулось, — сказал Везуби.

— Факты! А на что мне факты! Вот что важно. — Он указал на те строчки, где говорилось, что по всему Бахразу происходят беспорядки: демонстранты нападают на селения, города, железнодорожные станции, создалось положение, напоминающее революцию. В столице сейчас спокойно, но дома стоят запертые, с заколоченными ставнями, кое-где до сих пор пылают пожары. Король обратился к подданным с призывом о мире и спокойствии; Азми-паша на время кризиса назначен военным губернатором пустыни; против группы мятежников, пытавшихся захватить военные склады близ города Бахраза, двинуты войска.

— Бахраз охвачен восстанием, это ясно; а раз так, то Хамид непременно поднимется. Вот единственный факт, который имеет значение. Все остальное — чепуха.

Везуби задал ему несколько вопросов, делая себе отметки для будущего комментария; под конец он спросил, что, по мнению Гордона, должно предпринять английское правительство.

— Английскому правительству уже поздно что-либо предпринимать, — сказал Гордон. — Восстание началось. И на этот раз оно победит.

— Но я все же должен дать какой-то совет правительству.

— Посоветуйте ему капитулировать. Да, да, я вовсе не шучу! Пусть лучше сразу капитулирует, признав бахразских революционеров и восстание племен, иначе ему придется развернуть в Бахразе и в пустыне регулярные военные действия. С Бахразом все кончено. Если вы хотите, чтобы англичане с честью вышли из положения и сберегли свои нефтяные промыслы, посоветуйте им капитулировать, а не то пусть шлют войска и самолеты, чтобы силой уничтожить всякие попытки сопротивления в Бахразе и в пустыне.

— Такого совета я не подам.

— Тогда выскажитесь за полную сдачу позиций.

— Это тоже невозможно.

— Есть только два решения.

— Значит, я не могу предложить ни одного из них, — Сказал Везуби. — Моя обязанность — подсказать примирительный выход. Путь разумного компромисса.