Герои пустынных горизонтов

— Да. Любовь! — Он взглянул ей в лицо, и оттого, что слово было произнесено, она вдруг показалась слишком живым, слишком трепетным существом для его неуютного, холодного кабинета.

— Любовь — чудн'oе слово, Джек. И мне кажется, это не то слово. Не подходит оно как-то ни к Неду, ни ко мне.

— Слишком невыразительное? — попробовал он подсказать.

Она пыталась найти свой эпитет, но никак не могла. — Слишком… слишком определенное, Слишком простое, легкое, невероятно легкое.

Она знала, что он ждет чего-то большего, что-то существенно важное он хотел услышать от нее.

— Знаете, Тесс, вы и Нед — единственные два человека на свете, которых япо-настоящему люблю. — Он опустил глаза. — Я не знаю других людей, которые бы так замечательно сумели найти себя и свое место. Нед — с его деятельной натурой, с его бескорыстным служением арабам, с его глубокой верой в возможность делать благородное и нужное дело. И вы — с вашей мужественной готовностью врукопашную драться против бедности и нищеты! Вы оба так многого достигли, стремясь к поставленной цели.

— Ошибаетесь, Джек, — сказала она, кладя ноги в видавших виды туфлях на край железного ящика, чтобы придать всему разговору небрежный, равнодушный тон, — Мы оба потерпели очень много неудач, стремясь к поставленной цели.

— Нет, нет, Тесс! Только не вы! В чем же выпотерпели неудачу?

— Во всем. В себе самой, в своей работе, в своих убеждениях, в своем влиянии на Неда. В сотне других вещей. Даже, — она сказала это резко, но грустно, как будто подчиняясь потребности высказаться, — даже в отношениях с родными.

Маленькая и хрупкая, она казалась еще меньше, сидя в большом деревянном кресле и упираясь руками в подлокотники, словно из страха соскользнуть с него. Это была поза настороженного выжидания, в которой чувствовалось, как стремителен будет бросок вперед, как только прояснится горизонт.

— С родными? — Он достаточно знал о ее родных, и эти слова пробудили в нем недоуменное любопытство.

— Именно. Прежде всего мне вообще не нужно было уезжать из дому, — сказала она.

— Как можно так говорить! — воскликнул Джек, искренне возмущенный. — Разве, получив образование, вы тем самым не одержали победу над бедностью?

— Лучше бы я оставалась в трущобах Глазго: больше приобрела бы, меньше потеряла.

— Чего? — недоверчиво спросил он.

— Самой себя.

— Вы сентиментальничаете, Тесс.

— Ничуть.

Она говорила с уверенностью, и ему показалось неловко оспаривать ее собственное представление о себе.

— А Нед?

— Не принимайте слишком всерьез мои слова, Джек. По крайней мере в том, что касается Неда.

Но он настаивал: — Вы, значит, считаете, что в Аравии он потерпел неудачу?

— Нет. О, нет. Там он был в своей стихии.

— Тогда — здесь? Здесь, да? Но почему же, Тесс? — Это было больше, чем простая просьба о разъяснении, и Тесс пришлось взяться за то, что она себе раз навсегда запретила: растолковывать Гордона его родным.

— Нед просто не знает, с чем имеет дело, — коротко попыталась она определить.

Не спуская с нее внимательного взгляда, Джек подпер рукой свой круглый подбородок. — Не знает?

— Ну вот хотя бы… — начала она, но ее нерешительная попытка отделаться бесстрастным суждением стороннего наблюдателя не удалась, потому что глаза Джека, маленькие и блестящие, как бусины, требовали, чтобы в суждение о Неде она вложила душу. — …хотя бы то, что он видит сдвиги, которые совершаются во всем мире, даже здесь, в Англии, но воспринимает все это как свой личный кризис; ему кажется, что это он, он сам стоит на краю пропасти и должен перескочить через нее без чьей-либо помощи. Преодолеть препятствие силой собственного разума.

— И, по-вашему, он не в силах справиться с этим?

Она повела плечами, как бы отмахиваясь от его настойчивости, теперь уже раздражающей. — Да, не в силах, — сказала она с ненужной резкостью, и от этого ее слова зазвучали как обвинение. — Не в силах, потому что он не понимает, не отдает себе отчета в том, что мир не может больше существовать таким, как он есть, и только в этом причина охватившего мир смятения. Нед ищет других причин, создает себе разные фикции — бунт интеллигента-одиночки во имя какой-то независимой честности духа, богоравную сущность вольного араба. Все остальное попросту не входит в его сознание. Даже смысл крестьянского восстания в Аравии ускользает от него. Конечно, его потрясли революционные события в Китае и в других азиатских странах, но их цель и их успех одинаково непонятны ему. Он никогда не поймет, почему побеждает революция, где бы ни происходило дело, — здесь, или в Азии, или даже в его любимой Аравии. Но рано или поздно ему придется разобраться в этом, и тогда для него наступит трагедия.

— Но почему трагедия? — Джек заморгал глазами. — Может быть, он станет на вашу точку зрения, Тесс.

— Вы можете стать на мою точку зрения, Джек?

— Нет, не могу.

— Вот и Нед не может.