Герои моего времени

В начале двухтысячных я был избран членом Общественного Совета при Губернаторе Санкт-Петербурга. В совет входило много достойных людей (с 2017 года — Общественный Совет преобразован в Общественную палату Санкт-Петербурга). Членом Совета являлся и Владимир Яковлевич Ходырев. Могу сказать, что его присутствие не сводилось к роли «свадебного генерала». Он продолжал оставаться неравнодушным человеком, который по-прежнему легко ориентируется в нюансах того, как и чем живет наш город. На его авторитетное мнение опираются эксперты. Он ведь не просто критикует позицию чиновников — он предлагает конкретные шаги по выходу из сложившейся ситуации.

В Совете мы впервые разговорились, я тогда рассказал ему о той большой роли, которую он сыграл в моей судьбе. Улыбнувшись, Владимир Яковлевич похлопал меня по плечу:

— Это ж здорово, что так все получилось, я рад за тебя.

— Вам спасибо.

— Ну и мне тоже, — улыбнувшись, согласился он.

Однажды, дожидаясь кого-то из членов комиссии, мы разговорились с Владимиром Яковлевичем о жизни.

— Не видел Вас давно, не болели, Владимир Яковлевич?

— Нет, я здоров. Посещал станцию «Мирный» в Антарктиде.

— В Вашем-то возрасте?

— А что мой возраст? Нормальный. Успехи и свершения не от возраста зависят, а от непреодолимого желания победить. И самого себя — тоже. Мы отмечали пятьдесят лет первой советской антарктической станции «Мирный». Надо сказать, что за полвека она не прекращала работу ни на день.

— А Вы какое отношение имеете к станции?

Ходырев улыбнулся:

— Я ее строил. Был участником Первой комплексной антарктической экспедиции, должность у меня была тогда штурман дизель-электрохода.

— Чудеса! — восхищенно произнес я.

— А ты думаешь, что я все время на партийной и государственной службе был? Нет, все как у большинства государственников.

Как будто что-то вспоминая, он помолчал, потом продолжил:

— Я родился в Сталинграде. Жили мы как раз напротив легендарного Дома Павлова, а чуть ниже была небезызвестная мельница Гергардта. Хорошо помню немецкие бомбежки — мы с мальчишками дежурили на крышах, лазали по их крутым скатам, несмотря на строгие запреты взрослых. 18 августа 1942 года, за два дня до того, как фашисты сравняли Сталинград с землей, мою семью эвакуировали по Волге. Нас тогда было шестеро: бабушка, мама и четверо пацанов. Отец умер еще в 1941-м. Нас переправили через Волгу и дальше, на станцию Палласовку. Там распределили по теплушкам и повезли в Узбекистан. Приехали в город Чимкент, хотели остаться, а там даже на перрон не выйти, так много эвакуированных. Решили мы тогда ехать дальше на том же поезде. Высадили нас в приказном порядке в городе Джамбуле Казахской ССР, где мы прожили всю войну и встретили Победу. Конечно, было там всякое, ведь война… Но, несмотря ни на какие лишения, мы, школьники, продолжали учиться. Я не потерял ни одного года! В 1947 году вернулся в Сталинград. Весь квартал, где стоял наш дом, немцы разбомбили, превратили в неподдающиеся восстановлению руины. Только полуразрушенный Дом Павлова уцелел. К счастью, дом бабушки в пригороде был в жилом состоянии — у нее поначалу и жили. Потом сестра отца вышла замуж, ей с мужем дали большую комнату. Родственники отгородили мне угол — так я и оканчивал школу в углу за занавеской.

— А в Ленинград как попали, Владимир Яковлевич? Здесь ведь после войны трудно жилось.

— Это достаточно простая история. В Ленинграде тогда жил родной брат моего отца. Он был летчиком, один из организаторов Академии гражданской авиации на Литейном проспекте. В морское училище меня потянуло почему? Во-первых, там учился мой старший брат, а также сын дяди, во-вторых, в Высшее морское арктическое училище брали на государственное обеспечение, то есть не только учили, но и обували, одевали, кормили-поили, да еще и стипендию давали. В послевоенные голодные годы для мальчишки это было спасением.

Через два года после меня в Ленинград приехал учиться еще один мой брат, который поступил в Училище подводного плавания имени Ленинского комсомола. Так что все мои братья и я — моряки. Меня привлекала не только романтика, но и морская наука. Поэтому после окончания училища я поступил в аспирантуру в ЦНИИ морского флота.

— Неужели в те трудные годы правительство задумывалось о развитии науки, то есть не о насущном, а о будущем? — искренне удивился я.

— Да, и о науке не забывали. Сразу после войны началось перевооружение торгового флота: на военных судах уже стояли гироскопические курса указатели, а на торговых кораблях — их не было. И наш отдел судовождения как раз начал перевооружать транспортные суда современным на тот момент навигационным оборудованием. Мы сделали с ЛИТМО малогабаритный гирокомпас, который было необходимо испытать в разных широтах. Договорившись с Министерством морского флота СССР, поставили опытный прибор на дизель-электроход «Лена», меня назначили ответственным наблюдателем и отправили в Антарктику.

— Это Ваше первое посещение ледового края? — поинтересовался я, чувствуя, что Ходыреву есть еще что ВСПОМНИТЬ.