С волейболом, как игрой, я познакомился очень рано, даже не в молодости, а в детские годы. В любое свободное время молодежь в моей деревне Погодаевой находила себе спортивные развлечения. Летом в выходные дни большая поляна перед деревней со стороны речки Тушамы была площадкой для игр в лапту и городки. Там же по вечерам разводили большой костер, и радостные и счастливые молодые люди носились вокруг него, похожие на дикарей из книг Стивенсона и Купера. Мы, пацаны, всегда были рядом, вольно или невольно перехватывали на лету азы и приемы мастерства, подбирали и недозволенные слова, и выражения. В лапту мы — десятилетние играли отлично, были равноправными партнерами мужской и женской половинам деревни, в беге и ловле мяча превосходя многих взрослых. При формировании команды — это обстоятельство всегда учитывалось, ну а если при этом мы вырывали победу, счастью не было предела. Поныне мое сердце начинает учащенно биться от радости, когда я вспоминаю те свои детские победы.
С игрой в футбол было похуже. Очень редко играли в него на поляне. Причин тому было много: поляна не была достаточно ровной площадкой, пригодной для этого заморского развлечения, да и край ее у крутого берега реки, как назло, притягивал мяч, норовивший сорваться с обрыва. Ну и самое главное, нужно было найти двадцать два человека с приблизительно равными навыками футбольного мастерства. Вот в Нижне-Илимске, большом селе, что расположился по другую сторону Илима, контрапунктом повторяя изгибы реки на протяжении нескольких километров, другое дело: и стадион был с размеченным стандартным полем, да и желающих поучаствовать столько, что кроме команды еще и целая скамейка запасных набиралась.
Поэтому самой любимой игрой в деревне был волейбол. Мы начинали, как только стаивал снег помню это блаженное время, когда землей, готовящейся к возрождению, с жадностью впитывались весенние лужи и зацветала черемуха, окружая всю деревню зыбким ароматом и цветоносным светом. Кроны черемух напоминали трепещущие на ветру купола парашютов, казалось, на них спускаются на землю вешние дни. Каждый вечер парни и девчата выходили играть в волейбол. Играли увлеченно, весело, беззлобно, здесь царила общая радость. Только непререкаемый зов матери мог остановить мою игру, и я нехотя брел домой, утешая себя непреложным доводом — завтра рано вставать.
Площадка для волейбола была оборудована за деревней, рядом с гумном. Там уже заканчивались придомовые огороды, но еще не начинались колхозные поля, вот здесь мудрые взрослые и нашли отличное место для наших спортивных развлечений. Оно было хорошо тем, что находилось недалеко от околицы, рядом с дорогой, ведущей в Кулигу, на Малую речку, в лес, где каждый год заготавливали дрова, чтоб пережить зиму. То есть все проходящие становились нашими невольными зрителями и болельщиками.
Я и сейчас вижу это место, правда, отстраненно, словно с самолета или с высоты возраста моей жизни. И обязательно вижу слева Красный Яр. Эта природная каменная стена, не подвластная времени и невзгодам, как будто прикрывала от них деревню, поля, всех нас своей закаленной непостижимой силой. А дальше, впереди всегда вижу Качинскую сопку, эту печально-одинокую гору, постоянно присутствовавшую в интерьере нашей крестьянской жизни. Хоть до нее расстояние сорок километров, но она всегда была рядом, словно таежный маяк, словно член коллектива. В тяжелые минуты прикоснешься к ней взглядом, убедишься в ее незыблемости, и беды покажутся маленькими, незначительными в сравнении с ее неколебимым величием, которое сродни Вечности.
Всегда хотелось забраться на Качинскую вершину и постичь тайны окрестного мира. Каждый год после окончания учебы для школьников организовывалась экскурсия на Качинскую сопку. Конечно, отсюда угол обзора расширялся, но весь мир виден не был, всегда что-то загораживало, мешало рассмотреть даль. Чуть правее сопки, там, где дорога шла к Малой речке, горизонт закрывал Шальновский хребет, но он был далеко, его вершины были чуть видны, если не затенялись облаками, мне всегда казалось, что там заканчивается земля.
Вот в этом средоточии волнующей красоты, на пересечении меридианов вечности и параллелей времени и находилась площадка для игры в волейбол. В благодатное время — а это май и начало июня, когда мошка, или, как ее называли, гнус, еще не созрела и не вылетела, подгоняемая неуемным намерением жадно впиться в любое живое существо, деревенская молодежь выходила играть в волейбол. Как сейчас помню эти благоуханные вечера, воздух, сотканный из ароматов черемухи, смородины, сосны, ели. Площадка обрамлена, как картина золотой рамой, из ярких жарков, солнечными цветами, излучающими сияние и тепло. Наш волейбольный мяч не нарушал природной идиллии. Он, как возбужденный жук, упрямо и целенаправленно летал над самодельной, в иных местах аккуратно зашитой сеткой. В команду пацанов не берут, нам остается бегать за откатившимся мячом, следить линию. И то — радость! Иногда мне доверяют судить. А это уже — счастье!