Герои моего времени

Первая гроза отгремела. И ликующая радуга в свои широкие весенние объятия заключила и Васильевский остров, и Пулковские высоты, отстоящие друг от друга на десятки километров. Зримо дышит земля, это особенно хорошо видно на восходе солнца, когда белый пар, витиевато курясь, поднимается белыми струйками к небу и исчезает в вышине. Дышится легко. В такую пору мне всегда вспоминается родная Сибирь. Хочется поскорее в лес, к подснежникам… Таких подснежников, как у нас в Сибири, я не встречал нигде: они чем-то напоминают тюльпаны — белые, желтые, сиреневые. В последнюю свою сибирскую весну я нарвал маме огромный букет подснежников, принес домой и водрузил на стол — нежный их аромат перебил резкий лекарственный запах, плотно окружавший маму уже не один месяц. Я увидел радость в маминых глазах и запомнил ее такой на всю жизнь.

Но это было давно. А сейчас мой Петербург готовится к таинству белых ночей. К. сезону катерных прогулок по рекам и речкам. К длительным променадам вдоль парадного невского фасада, представляющего стройную цепь зданий, поднятых на мощные цоколи. Эта выверенная перспектива иногда искривляется округлыми текучими линиями вросших в нее площадей. В пышной, в основном трехэтажной застройке преобладают дворцы и особняки, монументальные общественные здания. Сладко от сознания, что старинный город весной молодеет, радуется. Многие окна в домах распахнуты, на подоконниках — цветы… И самому страстно хочется жить! И как в детстве кричать — здравствуй, весна! Весна — дарящая не только надежды, но и новые встречи.

* * *

С сыном Кирилла Юрьевича Лаврова, Сергеем и его женой Марией Ивановной я знаком давно. По необходимости мы общаемся друг с другом. Такая необходимость случилось и той весной: несколько дней подряд мы пытались договориться о встрече, но все как-то не получалось: то я не моту, то Сергею некогда. После безуспешных попыток решили: пусть приедет вместо меня Саша — мой помощник, в любое время, удобное Сергею, и они посмотрят, что надо сделать по нашей общей проблеме.

Мы оба порадовались, что нашли такое простое решение, пожелали друг другу здоровья и обязательной встречи после майских праздников.

Более двадцати лет я возглавляю организацию «47-й строительный Трест». Про таких говорят: «столько не живут, сколько он работает». По давней традиции всякий рабочий день начинаю с «производственной базы». Небольшая диспетчерская, где по утрам собираются снабженцы, механики, руководители строек и те, кто с вечера забыл что-то заказать. Короткий разговор, конкретная информация — и обстановка ясна: я уже знаю, что делать, где нужно вмешаться, кому помочь. В тот день на строительстве жилого дома по Турбинной улице случилась неприятность. При разбирательстве открылись и попутные проблемы, которые от меня скрывали. Пришлось повысить голос, убеждая и стыдя начальника участка, поэтому телефонный звонок услышал не сразу. Сообразив, что сигналит именно мой мобильник, еще не отойдя от трудного разговора, буркнул в трубку:

— Слушаю!

Трубка молчала.

— Слушаю, — уже спокойнее сказал я.

— Михаил Константинович, это Саша.

— Говори, Саша, по быстрее.

— Я позвонил Сергею Кирилловичу.

— Саша, не звонить надо, а ехать к нему!

— Мы договаривались сначала созвониться. Я так и сделал, звоню, а там большая беда.

— Что за беда, Саша? Ты можешь говорить яснее?!

— Умер Лавров… Кирилл Юрьевич.

Я сжал трубку, наверняка изменился в лице, потому что ко мне взволнованно подбежал мой зять Володя:

— Что с тобой? Тебе плохо?

Я, молча, поднялся, пошел к двери, распахнул ее. Мне не хватало воздуха.

Я знаю, люди вечно не живут, но почему смерть выбрала сегодня именно этого, дорогого мне человека? Зачем не подарила ему хотя бы еще одну весну?

Я сжал ладонями голову. Кровь пульсировала в висках, причиняя острую боль. Мысли беспорядочно набегали и тут же уносились, как тучи, подхваченные ветром. Прикрыв глаза, я склонил голову, так, казалось, было легче.

Не стало Кирилла Юрьевича Лаврова?! Не могу осознать до конца. Накатывают разные чувства: отчаяние, одиночество, вина, беспомощность, невозможность помочь, душевная боль, тоска. Все одновременно.

Можно поверить в любое чудо, даже надеяться увидеть подснежники в январском лесу — чего только не бывает в современном мире! Но осознать уход из жизни Лаврова — невозможно.

Двенадцать лет мы знали друг друга. Как же быстро они промчались… С трудом вышел на улицу, порыв ветра с залива сбросил с моей головы кепку и вернул меня в реальность: надо что-то делать! Сейчас в театре еще никого, поеду в офис. В машине вдруг подумал: а если Саша ошибся? Набрал номер Марьи Кирилловны, но она лишь подтвердила страшную весть. Вспомнился с горечью Маяковский: «И нету чудес, и мечтать о них нечего…»

Еще два дня назад разговаривал с Кириллом Юрьевичем по телефону. Голос на том конце провода звучал болезненно, слабо, очень это было не похоже на Лаврова… Я произносил какие-то общие, гладкие, как камешки, слова. Старался не показать свое беспокойство и сострадание. Как же я не почувствовал, что он уходит?!