Герои и трофеи Великой народной войны. Выпуск 2-й

Затем канонада стихает и над окопом свистят пули: немцы наступают, мы хватаемся за винтовки и со злорадством и нетерпением ждем, когда будет приказано произвести залп; вот, наконец, команда, а затем затрещали пулеметы и мы дали залп. У немцев началась паника, они бросились назад. Я смотрю около себя и вижу трех убитых товарищей, но я чувствую себя удовлетворенным и горю желанием дать еще раз немцам такой же отпор. В это время мы получаем приказание отойти немного назад и окопаться.

После 8-го числа немцы повели ежедневно ураганный огонь по крепости и нашим окопам, начиная около 9 часов утра и кончая в сумерки, а ночью стреляли редко шрапнелью, и вели частичные атаки, которые легко отбивались. Но зато площадь впереди болота они, можно сказать, вспахали снарядами, так, что попадали то в тот, то в другой окоп, откуда вылезали засыпанные землей солдаты, и вытаскивали стонавших раненных товарищей; вот у одного оторвало ногу, а он обращается к ней с прощальными словами: «прощай, моя ноженька, прощай, моя милая!»

В окопах сидеть было так скверно, что все стремились идти на разведки.

Во время одной из таких разведок, один солдат еврей Епифанского полка, все роты которого действовали вместе с нами, бежал к немцам и вместе с ними собирался нам сделать засаду, но попал в плен. Его предали военно-полевому суду и поместили в караульное помещение крепости, где он был убит попавшим снарядом.

Однажды, когда немцы осыпали снарядами крепость, болото, площадь впереди и особенно единственную дорогу, соединявшую наши окопы с крепостью, они порвали телефонную проволоку, причем восстановить телефонное сообщение не было возможности, а между тем появились германские колонны. Я был для связи при командире полка. Командир вызвал желающего пробраться в крепость и отнести сообщение командиру батареи. Я вызвался, взял пакет и пошел. Только что вышел из окопа, как в пяти шагах от меня разорвался снаряд; от напора воздуха я упал, но потом ощупал себя, все ли на месте, и пошел в крепость. Кругом царил ад: немцы обстреливали дорогу из тяжелых орудий и шрапнельным огнем, так что слышно было то «б-бах», то нечто вреде лая собачонки, при чем несколько раз что-то пролетало, казалось, над самой головой; я бросался на землю, а затем вставал и шел дальше до нового сюрприза. Когда я дошел до ближайшего форта, расположенного верстах в шести от окопов, разорвался снаряд и меня ударило камнями, — я побежал, пока не достиг до места назначения, причем передал пакет и вернулся обратно. За это я был награжден Георгиевским крестом четвертой степени.

27-го мая у реки Сан в Галиции, близ Синявы, Ширванский полк был окружен немцами, так что с трудом пробился, отступая под ураганным орудийным огнем к горе Славы. Мы делали до 60 верст в сутки, изредка задерживаясь, причем тогда выпадала большая работа на долю команды разведчиков, в которой я состоял.

Раз мы сняли австрийское сторожевое охранение, забрав всех в плен. Дело было на рассвете. Мы перебрались через реку, по пояс в воде, подползли к австрийцам и бросились на «ура». На лицах у австрийцев был написан такой ужас, какого я еще не видел никогда раньше; они бросали винтовки и повторяли только «пан, не стреляй!»

19-го июня Ширванский полк был окружен близ местечка Таржимехи и насилу пробился, отступив при содействии казаков 3-го Хоперского полка.