После некоторого размышления, советов с отцом и матерью, Ахмед решился поступать в педагогический институт в Волгограде. Там у отца жили очень дальние родственники, но для чеченцев и дальняя родня — тоже родня. Потому, как минимум, Ахмед мог рассчитывать на кров и гостеприимство. А дальше — смотря по обстоятельствам.
Мужчина, чеченец, поступающий на истфак пединститута, причем неплохо подготовленный, поступил в институт без проблем. Когда он вернулся домой, поделиться радостью от удачи, отец строго — настрого предупредил его.
— В этом педе масса молодых женщин, причем большинству понятия скромности и чести неведомы. Учти это, и будь осторожен. Не наделай детей раньше времени. И еще — главное. Помни, что жениться ты можешь только на чеченке. Я так сказал. Все.
Честно говоря, Ахмед именно об этом как-то еще и не думал. А после поучений отца задумался.
Впрочем, на первом курсе ему было не до этого. Учиться пришлось много, материала для изучения давали массу, а времени на развлечения особо и не оставалось. Тем более что его сразу сделали комсоргом группы, и комсомольская работа, в том числе и бумажная, отнимала и то небольшое время, которое еще можно было бы потратить на себя.
Год прошел, как будто его и не было, и после первого курса Ахмед Сайдулаев загремел в армию. И отправился на Дальний Восток, в далекий Хабаровский край.
Вот здесь Ахмед по-настоящему ощутил силу и притягательность землячества. Никакой дедовщины с самого первого дня службы он не переживал. Просто вошел одним из винтиков в сложный и большой организм чеченского землячества, и растворился в нем. Вместе они были силой. Вместе дрались — один за всех, и все за одного, вместе выпивали, вместе ходили в самоволки, гоняли всех остальных, наводили свои порядки… Все вместе. Каждый по отдельности был слаб, а вместе они складывались как пазлы — и уже не сломаешь, не согнешь. Получается строгая, красивая картина, где каждому кусочку есть свое почетное место. И не надо особо думать — есть те, кто подумает. И не надо совестью терзаться — раз все решили, что нужно делать именно так, значит, оно и правильно.
— Я — чеченец! — мог гордо заявить о себе Ахмед. И уже лейтенанты предпочтут не связываться. Знают, обидишь одного солдата — чеченца, это не одного его обидишь, это всех чеченцев в части обидишь.
И вот после двух не самых тяжелых лет службы, Ахмед пришел к твердому убеждению, что чеченцы в этом государстве могут добиться всего, чего захотят. Потому что они едины, а в единстве — сила!
И вез Ахмед с собой замечательный дембельский альбом. А больше всего его веселило, что сделали ему этот альбом его же сослуживцы — погодки. Только украинцы. Вместо того чтобы себе такие альбомы делать, они ему все трое делали. Он заставил. Просто сказал им, что надо сделать — никто и не пикнул.
В институт Ахмед вернулся в прекрасном приподнятом настроении, и с радостью убедился, что учиться ему нравится. И, вообще, нравилось — все. И город, и погода, и молоденькие однокурсницы, и даже преподаватели. Впереди была вся жизнь — полная радости, развлечений и удач.
Потом яркость жизни куда-то пропала, затянула рутина… Но, в общем, к этому моменту Ахмед успел втянуться в изучение крайне интересовавшей его темы — истории вайнахов.
Источников, конечно, было не так уж и много, в основном о том, какую прекрасную жизнь народам Кавказа, в том числе и чеченцам, принес марксизм-ленинизм, но вот о дореволюционном угнетении кавказцев царизмом литературы хватало. Сайдулаев читал, читал и читал, и кое-что научился читать, как говорится, «между строк».
И чем больше он впитывал в себя информации, чем больше размышлял над ней, сопоставлял ее с тем, что слышал ранее от стариков в самой Чечне, тем большее недоумение его охватывало.
«Как?» — задавал он себе вопрос. — «Как могли мои предки подчиниться этой грубой, тупой, и безмозглой силе? От Чингисхана отбились, а здесь сдались? Пошли на поклон?… Ну да ладно, пусть пришлось пойти на это, чтобы сохранить народ. Но зачем подчинялись потом? Как могли воевать за российскую империю? И за Советский Союз многие воевали. А ведь он отплатил нам черной неблагодарностью! Отправил на гибель зимой в казахстанские степи! Но ведь не вымерли мы! Выдержали. Кто, как не чеченцы, мог такое выдержать? Никто».
«Как только у русских начиналась смута, мы всегда стремились к свободе. Потому что дух у народа другой — свободный. Ни как у этих. Они и крепостное право сколько веков терпели. Что о таких хорошего скажешь»?
Мало — помалу, помалкивая, конечно, но Ахмед постепенно разуверился и в советской власти, и в коммунизме.
«Что большевики принесли нам? Освободили от помещиков и капиталистов, как пишут в учебниках? Принесли культуру? Так этих лиц у нас в народе и не было никогда, и феодалов даже не было. Никогда не было. Все были свободны, все равноправны… А культуре это им надо было бы учиться у нас, а не наоборот».