Как мы узнаем из книги М. И. Шахновича «Первобытная мифология и философия», «в австралийских мифах вместе с отождествлением людей и животных имеются поверия, что люди некогда были зверьми. Возможно, что в мифах различных племен об их предках – полулюдях и полузверях скрываются какие-то догадки о том, что человек вышел из животного мира. У индейцев северо-западного побережья Северной Америки распространено представление об общем происхождении людей и животных. В одном из мифов говорится, что когда-то земля была населена людьми-животными, которые впоследствии приняли форму людей и различных видов животных». И доктор Моро предстает перед нами сразу в двух ролях. Он ученый, взявшийся переделывать природу. Но, приняв на себя ее функции, он становится еще и Творцом – в самом общем, отнюдь не научном, смысле слова. На первых порах мы, впрочем, видим в нем лишь ученого. Своеобразные «тезисы» главы «Объяснения доктора Моро» были без подписи опубликованы 19 января 1895 года в «Сатерди ревью» – за год до предполагавшегося выхода романа – в форме научно-популярного очерка о неиспользованных возможностях пластических операций. Поэтому и соответствующую главу романа не следует воспринимать лишь как набор нужных автору фантастических допущений. Все, что Уэллс в ней пишет, он пишет совершенно всерьез. И так именно его поняли многие ученые, пока предел их фантазии не был поставлен открытием биологической несовместимости, приводящей к отторжению пересаженных органов. Вернее было бы даже сказать, не «предел их фантазии был поставлен», а «полет их фантазии на время заторможен», ибо, едва был осознан барьер несовместимости, начали предприниматься попытки его преодолеть, и в ряде случаев, как известно, они увенчались успехом. Тем более достоверными (хотя невозможность межвидовой пересадки органов была уже открыта) казались выкладки Уэллса некоторым ученым, оценивавшим их в ближайшие десятилетия после выхода романа. Собрание сочинений Уэллса, выпущенное у нас в 1930 году издательством «Земля и фабрика», отличалось одной важной особенностью: каждый научно-фантастический роман был снабжен предисловием ученого. «Острову доктора Моро» предшествовало предисловие известного биолога, в недалеком будущем (1935) академика ВАСХНИЛ, Михаила Михайловича Завадовского (1891–1957), который еще раньше успел обсудить идеи Уэллса в своей научной монографии «Пол и развитие его признаков».
Так вот что рассказывает и какими мыслями делится М. Завадовский в своем предисловии. «В 1919 году, весной, я был командирован Наркомпросом во главе группы молодых сотрудников для научной работы в известный зоопарк «Аскания-Нова», где занялся изучением причин развития различных органов у животных… Мне пришлось наблюдать, как при хирургической пересадке желез от одного животного к другому, от курицы к петуху и от петуха к курице, у бывшего петуха развивались признаки курицы, и обратно: у бывшей курицы под влиянием пересаженных ей семенников развивались признаки петуха. В зимний сезон не без труда разыскал я в Симферополе нужных мне для опыта бурых-куропатчатых итальянцев (кур) у разбитной сторожихи какой-то заброшенной дачи, большой любительницы всякой птицы. Ранней весной следующего года я пригласил свою птицеводку, добывающую себе средства к жизни еще прачечным делом, к себе в лабораторию взглянуть на то, что стало с ее питомцами. Когда она увидела мое довольно многочисленное стадо кур, фазанов и уток, бывших своих питомцев, в котором бывшие петухи имели оперение кур и за ними ухаживали нормальные петухи, бывшие же куры моей поставщицы с гордой посадкой несли петушьи гребни и петушье оперение и заливчато пели петухами, а бывшие утки щеголяли в пере селезня, моя птицеводка-прачка опешила, а затем экзальтированно заявила: „Вот это профессор! Настоящий доктор Моро из романа Уэллса».
Так я впервые узнал о существовании фантастического романа „Остров доктора Моро»». Последнее заставило профессора, узнавшего о романе Уэллса от «птицеводки-прачки», не только прочитать этот роман, но и сделать по его поводу несколько замечаний. Он отметил, что пересадка органов уже практикуется; более того, некоторые из них удается какое-то время сохранить вне организма, хотя эти пересадки возможны лишь в пределах одного вида. Впрочем, четверть века спустя после Уэллса М. Завадовский заговорил и о возможностях, которые тот не предвидел. Он усмотрел их в пересадке эндокринных желез. Потом выяснилось, что этот путь – тупиковый, но тем временем речь пошла о генной инженерии. Поэтому легко согласиться с автором статьи, по мнению которого «роман Уэллса остается фантастическим в смысле деталей, но основная концепция, что человек сумеет переделывать и перекраивать животных, уже не кажется нам только уделом фантазии: она находится в пределах трезвых расчетов ученого». Сказать, что энтузиазм Завадовского разделяли все его коллеги, значило бы погрешить против истины.