Герберт Уэллс. Жизнь и идеи великого фантаста

Почему с Уэллсом ни о чем нельзя договориться? Он, например, добиваясь, чтобы «Беда с башмаками» была опубликована в качестве фабианского трактата, пообещал, что выкинет оттуда все личные выпады. Почему в представленном тексте он этого не сделал? И вообще, неужели, выступая против Уэбба, он не задумывался о том, что сам он – тот же Уэбб, только взбесившийся? Пизу деваться некуда. Он от своих полутора сотен в год никогда не откажется. Но Уэллс не представляет себе, как сильно у «старой банды» (Шоу очень любил это определение!) искушение просто уйти от дел, перевалить все на его плечи и посмотреть, что у него получится. Пусть Уэллс помнит: он всего лишь писатель, да и то настоящее столкновение с жизнью произошло у него уже очень давно. У всех у них за плечами – диккенсовская фабрика ваксы, и их социализм – из протеста против нее. Но от талантливых людей ждут не эмоций, а продуманных планов. Уэллс же сегодня больше всего напоминает героя собственного романа «В дни кометы», причем делает все возможное, чтобы еще не одна комета свалилась ему на голову. Уэллс почему-то пришел в восторг от этого письма, о чем не замедлил сообщить его автору, и тот написал Уэббам, что, к счастью, ему удалось избежать личной ссоры со столь значительным человеком. Но речь шла только о сохранении личных отношений. У Шоу был свой способ оттеснить Уэллса. Надо было выступить с собственным планом реформы Общества и тем самым переманить на свою сторону радикалов, поддерживающих Уэллса. По существу, этот план был очень похож на уэллсовский. Шоу предлагал создать социалистическую партию, опирающуюся не столько на рабочий класс, сколько на средние слои общества. Если Шоу чем-то существенным и отличался здесь от Уэллса, так прежде всего – пониманием механики избирательной борьбы. Было ясно, что в ближайшее время политические шансы лейбористов и буржуазных партий должны сравняться и успех тех или других будет зависеть от поддержки средних слоев, не имевших пока своей политической организации. Повести их за собой становилось практической необходимостью. Этот план Шоу, как известно, со временем и осуществился, хотя достаточно парадоксальным образом. Никакой новой партии фабианцы не создали, но, войдя в состав лейбористской партии, послужили ферментом того ее крыла, которое как раз и говорит от имени средних слоев. Все предложения Шоу были сформулированы четко, убедительно, и когда перед решительным заседанием, назначенным на 7 декабря, Уэллс в числе остальных членов Общества (а они были разосланы всем поголовно), прочитал их, он совершенно смешался. Он даже не понял, что предоставленная ему возможность выступить первым – не знак уважения, а политическая ловушка. Выступал он плохо, «словно приказчик, обращающийся к покупателю», как сказал Шоу, и даже самых горячих его сторонников охватило сомнение: годится ли этот человек на роль политического лидера? Уэллс то утыкался в бумагу, то поднимал голову к потолку, то начинал бормотать неразборчиво себе под нос, то вдруг выкрикивал что-то визгливым голосом. Он понимал, что проваливается, и все равно целый час не мог остановиться – все говорил и говорил, пока окончательно не сломился. Он потерпел поражение еще до того, как ему успели возразить хоть единым словом. Когда же Шоу выступил со своей речью, Уэллсу пришел конец. В спокойной, корректной манере, ни на минуту не забывая следить за реакциями публики, выверяя с чутьем подлинного музыканта модуляции собственного голоса, то развлекая присутствующих непринужденной шуткой, то подчиняя их своей внутренней силе, он оставил от Уэллса мокрое место. Для того, чтобы разделаться с Уэллсом в этот день, не нужно было быть великим оратором, но Шоу, выступая перед публикой, становился им в любом случае. Уэббы торжествовали, но Шоу попросил их умерить свои восторги. Он ведь обещал им «взять Уэллса на себя»? Так пускай дадут ему довести дело до конца. Заседание 7 декабря не приняло никакого решения, и оставалась опасность, что сторонники «старой банды» сочтут себя победителями, успокоятся, может быть, даже не придут на следующее заседание, а их противники, напротив, активизируются. Уэллса же надо добить. Раз и навсегда. Чтоб больше ему не подняться.