Читаем Георгий Данелия полностью

В «Паспорте» ощутимо и влияние перестройки, режиссерское желание соответствовать духу времени. Однако для Данелии, в отличие от большинства его коллег, это влияние не стало тлетворным, а обращение к злободневности не повредило художественности. «Паспорт» — тот редкий фильм последних лет существования СССР, который вовсе не воспринимается как мрачная весточка из времен, когда страна и отечественное искусство пребывали в глубоком кризисе. В год, когда Эльдар Рязанов снимал угнетающие «Небеса обетованные», а Никите Михалкову впервые серьезно изменил вкус в его опусе «Урга. Территория любви», Данелия выдал еще одно свое прекрасное произведение. Положим, не абсолютный шедевр, но уж точно добротное кино, к которому невозможно придраться ни в одном отношении. Перестроечные ленты уровня «Паспорта» были на вес золота — тем ценнее их место в истории и в сознании современного ценителя киноискусства.

<p>Часть четвертая. Девяностые и дальше</p><p>Глава пятнадцатая. «Современность решили показывать гротескно…»</p>Володин, Адабашьян: «Настя»

«Современность решили показывать гротескно. Но действительность обгоняла нас. И то, что вчера казалось перебором, сегодня становилось реальностью».

Вырванная из контекста, эта цитата Данелии даже знатоку его творчества не сразу даст понять, что речь идет о фильме «Настя» — том самом, который на первый взгляд выглядит самым сказочным, наивным и асоциальным творением режиссера. В действительности все, разумеется, отнюдь не так просто, как и с любой данелиевской работой.

История снятой в начале 1990-х «Насти» чем-то напоминает историю снятой в начале 1960-х «Я шагаю по Москве». Тогда, на пике «оттепели», все уважающие себя режиссеры стремились делать серьезное, правдивое, подчас суровое кино. Данелия пошел против течения, поставив жизнерадостную лирическую комедию по самому в хорошем смысле легковесному сценарию Шпаликова.

Теперь, на заре российского капитализма, дорвавшиеся до свободы киношники продолжали снимать в основном «чернуху», тем паче, что окружающая действительность давала в разы меньше поводов для оптимизма, чем во все предыдущие послевоенные годы. Осознанно намереваясь противопоставить что-нибудь этой эстетике беспросветности, Данелия вспомнил о читанной им когда-то в журнале «Звезда» повести Александра Володина «Происшествие, которого никто не заметил» (1966).

По преимуществу драматург, Володин прекрасно работал и в прозаическом жанре, и «Происшествие…» — замечательное тому подтверждение.

Повесть изобилует точными лаконичными характеристиками («Катя немного старше Насти. Она из тех женщин, которые способны только на сильные чувства. И лицо ее невольно выражало эти чувства независимо от обстановки. Она могла быть веселой в больнице, угрюмой в цирке») и убедительным психологизмом («Она долго шлялась по улицам с веселыми и смешными мыслями в голове. Перемена, которая с нею произошла, открыла перед ней немалые возможности. Одно то, что она сумела так взволновать Якова Алексеевича, уж он запомнит ее надолго… А что еще предстоит ей? Какие приключения ей суждены? Каких людей ей доведется узнать?»).

Хороши и диалоги с их бытовой философией:

«— Одно только прошу тебя — не влюбляйся. Любовь — это помешательство. Только когда два помешательства пересекутся — тогда получается счастье. Но это редкость, об этом потом двести лет пишут книги».

«— Как она тебя любит, ты задумывался над этим? Стоишь ты этого? Слепой человек, тебе выигрыш достался сто тысяч! Ты привык, что тебя любят, и думаешь, так и надо. Но знай, если с Катей, не дай бог, что-нибудь случится, ты жить не сможешь, ты пропадешь, будешь день и ночь о ней вспоминать, день и ночь, и вся твоя работа к чертям полетит! А ты за кем-то бегаешь! Уйди ты от меня, чтобы я тебя не видела, беги за ней!»

Романтическое «Происшествие…» далеко не так приземленно и язвительно, как «Осенний марафон», но написано тем же скупым, остроумным и неотразимым слогом. Данелии, вероятно, захотелось еще раз перенести на экран это уникальное володинское видение.

Георгий Николаевич, однако, не знал, что в 1967 году Володин лично поставил одноименный фильм по этой повести на «Ленфильме» (то была единственная его режиссерская работа). Когда драматург рассказал ему об этом, присовокупив, что фильм вышел неудачный и что для кино, по его мнению, данный сюжет непригоден, Данелию это не остановило.

Володин не стал отговаривать давнего соратника, но признался, что не хочет работать над сценарием по этой повести, и посоветовал Данелии вновь взять в соавторы Кира Булычева. Фантаст также уклонился от сотрудничества, памятуя о том, как ему досаждал данелиевский перфекционизм при написании «Слезы капали».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство