Читаем Георгий Данелия полностью

Общение с моряками, которым режиссер рассказывал сюжет будущей картины, заставило его ввести в сценарий еще одну женщину. «Возрастная» Мария, мать боцманского сына, не подходила. «Надо молодую, красивую», — убежденно сказали Данелии моряки. Так в ленте на втором плане появилась не играющая почти никакой роли в сюжете юная Майя (ее сыграла действительно очень красивая Ада Шереметьева), про которую критики потом писали, что «вид и поведение очаровательной практикантки-штурманши заставили нас на минуту усомниться в том, что она действительно хочет стать арктическим моряком, а не манекенщицей и не киноактрисой».

На главную роль Данелия заранее наметил легендарного Бориса Андреева, которого хорошо знал не только как артиста, но и как человека: родители Данелии и чета Андреевых дружили домами. Да и другого актера, столь же безупречно по всем параметрам подходившего на роль боцмана Росомахи, в Союзе в то время, пожалуй, и не было.

Капитана спасательного буксира «Кола» Гастева сыграл столь же именитый, как Андреев, Олег Жаков, активно снимавшийся в кино еще со второй половины 1920-х. Роль пятнадцатилетнего юнги Васьки исполнил ровесник героя Александр Метелкин, фамилия которого (особенно учитывая, что существенную часть фильма Васька проводит в должности судового уборщика) так понравилась Данелии, что он отдал ее и самому персонажу.

Спасателей, попавших в финальный переплет на «Полоцке» вместе с Росомахой и Метелкиным, сыграли Бруно Оя и Валентин Никулин (последний спел в кадре бесподобную «Песню о друге» на музыку Андрея Петрова: песня сразу же приобрела еще большую популярность, чем сам фильм, и это соотношение сохраняется по сей день).

Ехидного старпома с его шикарными присказками («Сосиски, сардельки, печенки и маленькие собачонки — вот вы кто, а не матросы!») изобразил совершенно, кажется, забытый к сегодняшнему дню Игорь Боголюбов — лицом несколько похожий на Чарли Чаплина, только без усиков. Аналогичную роль Боголюбов исполняет и в «Я шагаю по Москве»: его тамошний майор-военком ровно так же сочетает в себе насмешливость и участливость, как старпом из «Пути к причалу».

Из самых маленьких ролей картины стоит отметить Любовь Соколову (конечно, именно она изначально была намечена на роль Марии), а также Георгия Вицина, еще не примелькавшегося к тому времени у Гайдая, но в «Пути к причалу» как раз сыгравшего почти гайдаевского персонажа — юродствующего алкоголика, с которым Росомаха знакомится в вытрезвителе и которого милиционеры величают то Великановым, то Великанкиным.

«Путь к причалу» можно назвать самым неданелиевским фильмом Данелии. И зрители, и критики, и сам режиссер никогда не числили эту ленту среди больших удач. «В „Пути к причалу“ мне очень дороги два эпизода — так и следовало бы поставить всю картину, с акцентом на сломанной судьбе Росомахи и трезво, буднично, без этой романтической морской экзотики», — анализировал режиссер спустя много лет после выхода фильма. Рискнем предположить, что первый из этих «двух эпизодов» — сцена в вытрезвителе, которую Данелия заставлял Конецкого переписывать двадцать раз, а второй — сцена, где Росомаха приходит домой к Марии перед отплытием, но не застает там своего сына, о существовании которого узнал лишь сегодня.

И все же даже здесь — в первом самостоятельном фильме Георгия Николаевича — то и дело проступают его фирменный почерк, его интонация, его тонкий, неожиданный юмор. Чуть ли не каждому критику, писавшему о фильме, запомнился короткий кусок в начале, где из громкоговорителя на всю тундру разносится трансляция радиоспектакля «Айболит». Читаемые нарочито дурашливым голосом полуабсурдистские строки Чуковского про то, как «гуляет Гиппопо по широкой Лимпопо», будучи наложенными на пустынные северные виды, кажутся настолько дикими и неуместными, что забыть этот фрагмент действительно невозможно, — и вместе с тем здесь сквозит настолько же точно схваченный дух времени (начало 1960-х, пик «оттепели», перманентная романтика и ожидание лучшего), как в следующей — уже подлинно шедевральной — постановке Данелии «Я шагаю по Москве».

Сегодня немыслимо и вообразить, что после «Пути к причалу» Данелия всерьез подумывал взяться за экранизацию романа Достоевского из школьной программы. «…Но каждый раз что-нибудь мешало мне делать драматические вещи. „Преступление и наказание“ даже утвердили в Госкино, но все решил случай. Как-то в Болшево я сидел в холле, читая Достоевского, в это время мимо проходил Лева Кулиджанов, увидел у меня в руках книгу, спросил, что читаю. Ответил, что „Преступление и наказание“, что собираюсь снимать. Лева очень огорчился, сказал, что всю жизнь мечтает экранизировать этот роман. А у меня, может быть, оттого что я в этом материале „варился“, жил в мире Достоевского, было тогда очень тяжело на душе, настроение хуже некуда. Наверное, поэтому, услышав слова Левы, я вздохнул с облегчением: „Так снимай!“».

Эскиз к фильму «Путь к причалу». Художник Г. Н. Данелия. 1960–1961 гг.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство