Снова соорудив носилки и собрав все инструменты, я отправился вниз по течению. Големы следовали за мной и смотрели по сторонам, наверное, не меньше меня восхищались дикой природой. Чем дальше мы продвигались по пойме ручья, тем шире она становилась, что логично. Весной снега и льды тают поэтому ручей выходит из берегов, и чем больше в нём воды, тем шире он становится. Очевидно, что у самого основания этот ручеёк может перепрыгнуть даже хромая курица. А, например, в том месте, где он впадает в крупную реку, его можно пересечь только на лодке.
[Пойма – это часть речной долины, затопляемая в половодье.]
Я шёл, пристально вглядываясь в ручей. Идти становилось всё сложнее, зарослей травы и кустов становилось только больше. Вдруг я заметил, что ручей разделился на два русла: основное с быстрым потоком и очень глубокое боковое ответвление, которое тянулось до самого леса. Любопытство взяло верх. Я приказал големам не входить в лес, а ждать у тихой воды. Они положили носилки и уселись на мягкую траву. После я медленно пошёл в сторону, поглядываю за ними.
Геосоздания рвали цветочки любовались ими, а затем ели. Гурманы, ага… Вдруг Орешек увидел здоровенную коричнево-зелёную жабу, он поймал её, показал товарищу, тот промычал что-то невнятное. После этого землекаменный раскрыл рот и запихал в него земноводное морщинистое существо. Пережевал его, как следует, и проглотил. После своего пиршества он продолжил играть с травкой и цветочками, а Апельсин жевал их и проглатывал.
Тем временем я зашёл в лес. Пришлось пройти какое-то расстояние прежде, чем я увидел большую заводь, похожую скорее на целое озеро. Приблизился к ней и услышал храп. В траве, между кустов, стояла тканевая палатка, в ней спал пьяный мужик. Рядом валялись пустые бутылки из-под чего-то алкогольного.
Что ж ты тут забыл? Интересно.
Затем я взглянул на заводь и увидел, что около воды лежал три удочки. Поплавок каждой из них колышется на едва заметных волнах. Я не любил воровать, очень не любил. Но жизнь вынуждала это делать. По крайней мере, именно так я оправдывался в те минуты, когда совершал тёмные дела. В итоге я стащил удочку. А чтобы чуть загладить свою вину перед незнакомцем, оставил ему железный прут и две дохлые крысы. Мда, удивиться, наверное. Не совсем равноценный обмен, да и одна из сторон дрыхнет без задних ног. Впрочем, это помогло мне совершить кражу и не чувствовать себя негодяем…
Выйдя из леса, я увидел, что големы так и сидят около тихой воды. Приказал им подняться и взять носилки. Мы вернулись к ручью, чтобы перейти его вброд по мелководью. После чего продолжили идти вниз по течению. Я старался подгонять своих приспешников, мне не очень хотелось, чтобы пьяница начал преследование, если он вообще проснулся.
Через несколько часов, когда наступил вечер, мы пришли к очень перспективному участку ручья. Я решил разбить лагерь именно здесь. Приказал големам ломать палки и складывать их в кучу, да и сам помогал им. Вскоре наступила темнота, но она ничуть не пугала. Ведь об этом лесе ходит только добрая слава, тут крайне редко пропадают люди. Всего-то около пяти-семи в год.
Я надумал развести костёр, порылся в карманах и вытащил огниво. Специально подозвал големов, чтобы показать им искры, а затем и огонь. Чем больше они будут воспринимать информации из внешнего мира, тем легче их будет обучать и «вливать» в них новые слова. Это, конечно, не стопроцентный факт, а только моя догадка.
Глава 14
[Интерлюдия.]
Городок Трелес.
Открылась старая дубовая дверь, ветхого дома. Это Рекуб, дождавшись ночи, вышел на улицу. Он хотел отправиться к домику Криса и что-нибудь с ним сделать… Но, перешагнув порог, толстяк увидел дворнягу.
— Ты ещё тута? — удивился он.
В его голосе больше не звучала злоба, скорое искреннее удивление и даже непонимание. Пару минут он смотрел на собаку, которая только увидев человека, подскочила на ноги и начала вилять хвостиком. Он заметил, что у её носа много запёкшейся крови.
— Это кто так тебя?.. Ах… это я… — давно Рекуб не чувствовал себя настолько мерзостно.
После этого схватил её и затащил к себе домой. Толстяк поставил дворняге старую железную миску и бросил в неё объедки со стола. Затем, немного подумав, дал ей кусок жаренного мяса. Пока она ела, Рекуб её гладил. Он впервые за очень много лет встретил существо, у которого не вызвал отвращения.
— Назову тебя… а, потомче придумаю.
Он вспомнил о своей ночной цели. Ещё раз погладил нового друга, вышел из дома и замкнул дверь на замок. Конечно, ему было очень приятно, что хоть кто-то увидел в нём что-то положительное. Но желание отомстить это увы никак не отменило. Чем больше он приближался к недогоревшему дому, тем больше злобы испытывал, тем сильнее краснело и хмурилось лицо. Спустя какое-то время Рекуб вышел на окраину и увидел одинокий домик, стоявший в голом поле, освещаемый лунным светом.
— Ну держись, землемес проклятый! — злобно прошептал толстяк.