География гениальности: Где и почему рождаются великие идеи

Отнюдь не всегда гении привлекательны, и Сократ – подтверждение тому. Он не поражал красотой. «Бородатый, волосатый, с приплюснутым носом, глазами навыкате и с толстыми губами» – так описывает его внешность историк Пол Джонсон. Впрочем, Сократа не беспокоила его внешность, и он часто вышучивал ее. В «Пире» Ксенофонта Сократ начинает мериться красотой с молодым красавцем по имени Критобул. Критобул критически отзывается о носе Сократа. Однако великий философ не лезет за словом в карман: у него, мол, нос красивее, «если только боги дали нам нос для обоняния: у тебя ноздри смотрят в землю, а у меня они открыты вверх, так что воспринимают запах со всех сторон»[13]. Что же касается толстых губ, то «Наяды, богини, рождают Силенов, скорее похожих на меня, чем на тебя».

Пусть Сократ был обделен физической красотой, зато родился в подходящее время – в один из самых знаменательных периодов человеческой истории, в правление Перикла (и лет через девять после смерти Конфуция). Ему было 12 лет, когда еврейский священник Ездра отправился из Вавилона в Иерусалим, взяв с собой последний вариант Пятикнижия (Торы). В это время (его часто называют осевым[14]) старые устои рушились, а новые еще не укрепились. По зданию культуры побежали трещины – но, как известно, через трещины проникает свет[15]. Свет и гений.

Как и в случае с другими гениями, время и человек совпали. Это не означает, что Сократ действовал «в духе времени». Гения отличает не стопроцентное соответствие эпохе, а, выражаясь словами психолога Кита Сойера, «умение использовать кажущееся несоответствие». Так было с Сократом: он раздвигал рамки приемлемого дискурса – и это долго сходило ему с рук. Его идеи возмущали, но вызывали отклик. Вообще гении соответствуют своему времени, как жемчужина раковине: не очень комфортно, но иначе невозможно. Гении – полезный раздражитель.

Сократа помнят как великого философа, но он был прежде всего собеседником. Конечно, люди общались между собой и раньше, но это были не беседы, а череда монологов, особенно если один человек имел более высокий статус, чем другой. Сократ же первым освоил разговор как средство интеллектуального исследования, оспаривания предпосылок, включая глубинные и неосознанные.

Для гениев, которыми я занимаюсь, беседы были важны. Иногда дискуссия специально затевалась, чтобы прийти к истине, но зачастую идеи возникали в ней спонтанно. Генри Джеймс вспоминает, как его роман «Трофеи Пойнтона» вырос из «частиц в потоке разговора». Сократ нередко погружался в этот поток, радуясь, что поток всегда разный – как и он сам.