Генрих Третий. Последний из Валуа

«Мой дорогой сын, – писала она, – я отправляю к Вам своего гонца, чтобы сообщить печальную новость, особенно печальную для меня, пережившей стольких своих детей. Я молила Бога, чтобы он прибрал меня и тем избавил бы от этого зрелища. Я не могу забыть, с какой нежностью относился ко мне Карл в свои последние дни, как он просил, чтобы я немедленно известила Вас, а пока Вы не приехали, взяла управление государством в свои руки. Он просил также, чтобы я была милосердна к пленникам, которые повинны в стольких бедах Франции, и выразил надежду, что братья его будут сожалеть о нем и повиноваться мне, Вас же просил обнять вместо него. Никогда ни один человек не отходил в мир иной в таком согласии с самим собой, столько говоря о своих братьях. Он переговорил с кардиналом Бурбонским, с канцлером, с государственным секретарем и с капитаном королевской гвардии, прося их повиноваться мне до Вашего прибытия, а Вам служить преданно и честно. Он говорил о Вашей доброте и о том, как Вы всегда его любили и повиновались ему, о том, что Вы ни разу не огорчили его, а всегда были ему поддержкой. Итак, он умер как добрый христианин, исповедовавшись и причастившись, и последние слова его были: “О моя мать!” Все это причиняет мне огромные страдания, и нет мне иного утешения, как видеть Вас как можно скорее подле меня. И я молю Бога, чтобы он послал мне поскорее это утешение – Франция нуждается в Вас, и я надеюсь видеть Вас в скором времени в добром здравии, поскольку если бы я потеряла Вас, я бы просила, чтобы меня заживо похоронили вместе с Вами, ибо пережить такое горе выше моих сил. Поэтому я прошу Вас, сын мой, беречь себя в пути, и постарайтесь выбрать дорогу, которая лежит через владения императора и через Италию, поскольку путь через Германию для Вас, короля Франции, теперь небезопасен. Но я прошу Вас направить к немецким князьям своих дворян с извинениями; пусть они объяснят, что только поспешность вынудила Вас выбрать другую дорогу. Что же до Вашего отъезда из Польши, то ни в коем случае его не откладывайте и будьте осмотрительны – не дайте себя задержать, поскольку Вы крайне нужны здесь. Я бы очень хотела, чтобы Вы оставили кого-то вместо себя, кто мог бы сохранить это королевство для Вашего брата. Убедите их, что Ваш брат или Ваш второй ребенок будут обязательно править в Польше, а Франция всегда будет им заступницей. Я думаю, что следует поступить именно так, дабы ничего не потерять. Что же до нашего королевства, то я надеюсь, что с Божьей помощью и благословением, опираясь на свой опыт и работоспособность, Вы будете править мудро и осторожно. Прошу Вас не поддаваться страстям Вашего окружения, поскольку Вы больше не монсеньор – я выиграла это сражение, я оказалась сильнее. Теперь Вы король Франции, и надо, чтобы самым сильным были Вы, чтобы все Вас любили и Вам повиновались, чтобы не осталось места для ненависти даже у тех, кто ненавидел Вас раньше. Любите всех своих подданных, но пусть на Вас не влияют их пристрастия. Прошу Вас не обещать никаких милостей своим приближенным, пока Вы не окажетесь здесь. Я встречу Вас и сразу же расскажу о положении с казной. Поскольку нет ни одного лишнего экю, умоляю Вас никому не обещать никаких денег: алчность некоторых людей столь велика, что удовлетворить ее невозможно. Покойный король, Ваш брат, поручил мне сохранить это королевство для Вас, и я постараюсь вручить Вам все в целости, чтобы в дальнейшем Вы могли всем распорядиться по собственному усмотрению и, ежели будет на то Ваша воля, доставить себе удовольствия и развлечения после стольких горестей и уныний. Я надеюсь, что Ваше возвращение вернет мне радость и покой, и молю Бога, чтобы Он дал мне увидеть Вас как можно скорее и в добром здравии. Последний день мая 1574 года.

Ваша добрая и любящая матушка Екатерина».

Прочтя это письмо, Генрих долго пребывал во власти охватившей его радости. Разве мог он искренне скорбеть о смерти брата, который так его ненавидел, да еще в тот момент, когда Франция распахивала ему свои объятия? Он уже различал вдали родную землю, ее изысканные дворцы, прохладу лесов, журчанье ручейков, очаровательных женщин. И среди всех этих сокровищ – обожаемую, драгоценную Марию Клевскую, любящую и уже почти свободную…

Но увы! Страшные драконы стерегли этот сад Гесперид, и чтобы попасть туда, надо было проявить немало хитрости и осторожности.

В тот же день Генрих официально объявил о смерти короля Франции, своего брата, и приказал придворным надеть траур. Он приказал немедленно скупить весь черный шелк в магазинах Кракова для церемонии, посвященной памяти покойного. А затем посреди тронного зала, задрапированного этим шелком, он принимал соболезнования польской знати.