Генрих Третий. Последний из Валуа

Они въехали в Париж 19 августа. В Лувре состоялся большой прием. Карл IX в торжественных случаях бывал так же величественен, как его предки. Подлинное величие сквозило в каждом его жесте, когда он в окружении двух королев, короля Польши, герцога Алансонского, короля и королевы Наваррских, с короной на голове и в мантии, расшитой цветами лилии, символом королевского дома Франции, принимал польских послов.

Польский посол Ласки не знал французского языка и обратился к королю по-латыни. Марго, единственная из всей королевской семьи владевшая этим языком, сумела достойно ответить.

Многообещающий взгляд принцессы, золото ее волос, богатство ее одежд, и особенно образованность, совершенно заворожили поляков. Они рассыпались в комплиментах, называя Маргариту самым совершенным творением на земле.

Все это время Генрих рассматривал своих новых подданных и был крайне разочарован. Их длинные усы и седые бороды, их расшитые золотом платья и богатые украшения, выдававшие склонность к восточным излишествам, были неприятны новому королю. Им было трудно понравиться друг другу, поскольку в буквальном смысле слова они говорили на разных языках. Добрый Амио так и не научил своего воспитанника говорить по-латыни, а при мысли о том, что придется учить польский, у Генриха опускались руки. Он представлял себя в старом дворце совершенно одного, чужого всем, а кругом только снега.

Чтобы скрыть дурное настроение своего сына, Екатерина устраивает бесконечные празднества, балы, карусели, иллюминации, фейерверки. Карл IX прилагает усилия, дабы участвовать во всех увеселениях, но во время танцев ему приходится останавливаться, чтобы вытереть кровь. Видя, насколько ему плохо, герцог Алансонский испытывал зловещее удовлетворение – когда король умрет, а Генрих будет томиться в Кракове, кто помешает ему овладеть короной? Но Екатерина была начеку.

Карл торжественно объявил на заседании совета 10 сентября, что если он умрет, не оставив детей мужского пола, наследником его будет король Польши, «невзирая на отсутствие оного в пределах королевства».

А еще через день Генрих, окруженный своими поляками, торжественно вступил в Париж как король Польши. Вечером королева-мать устраивает пышный бал, по случаю которого она открывает только что законченный дворец Тюильри.

Послы отбыли 23 сентября без своего монарха: Генрих цеплялся за Францию, придумывал тысячу отговорок. Сначала поводом для задержки стало отсутствие денег, затем – агрессивное поведение гугенотов.

Собравшись на ассамблею в Монтобане, гугеноты выразили несогласие с мирным договором, заключенным 6 июля только одним городом, Лa-Рошелью. Они составили хартию своих требований и вручили ее Карлу IX.

Гугеноты требовали торжественного осуждения Варфоломеевской ночи, реабилитации всех ее жертв и примерного наказания убийц, свободы протестантских богослужений. Екатерина воскликнула, что гугеноты ведут себя так, словно принц Конде вступил в Париж во главе пятидесятитысячной армии. Все требования были отвергнуты, и в воздухе снова запахло войной.

В сердце Генриха затеплилась надежда – разве католическая армия сможет обойтись без своего главнокомандующего? Да и сама Екатерина, не на шутку встревоженная здоровьем короля, поговаривала о том, что отъезд следует отложить. И тут с Карлом случился один из тех приступов бешенства, что так укорачивали ему жизнь. Он потребовал немедленного отъезда брата и объявил, что будет лично сопровождать того до самой границы, дабы Генриху не пришла в голову мысль вернуться.

И в полном отчаянии Генрих пустился в путь. Его сопровождал весь двор.

Герцог Алансонский, Бурбоны, Монморанси торжествовали так открыто, что испугали сторонников Гиза. Страх, что Франсуа отнимет корону у старшего брата и допустит реванш протестантов, заставили Лотарингский дом предложить монсеньору армию в пятьдесят тысяч человек при условии, что он останется во Франции, вопреки воле короля. По счастью, принц отклонил это предложение.

Кортеж продвигался вперед медленно, а нетерпение Карла было столь велико, что он попытался возглавить его, но усталость и возбуждение сделали свое дело: в Витри-ле-Франсуа он вынужден был остановиться. Придворные находят его здесь полуживым.

Генрих пытается казаться обеспокоенным и выиграть время – напрасный труд. Приподнявшись на подушках, больной король страшно закричал, приказывая Генриху немедленно продолжать путь. Надо было повиноваться. Братья-враги расстались навсегда; их последняя встреча была трогательной, и все даже прослезились. Герцог Алансонский, достойный брат этих Атридов ¹⁴, тоже плакал.

Они вступили в Лотарингию, где герцог, зять Екатерины, принял их со всей любезностью.

Однажды вечером в Нанси король Польши поймал на себе восхищенный и нежный взгляд молодой девушки, особое очарование которой придавали белокурые локоны, нежное и доброе выражение лица.