Преданность друзей была Генриху крайне необходима, так как он постоянно сталкивался с враждебностью католиков Гиени. Монлюк, а потом Виллар, назначенные королем Франции наместники, использовали эту религиозную неприязнь, опираясь на Бордо, столицу провинции, где находились парламент с широкими судебными полномочиями и архиепископство. Власти Бордо вели независимую от короля политику и поддерживали муниципальные свободы. Это был бастион фанатичных папистов. В октябре 1576 г. городские власти сообщили Генриху, что не позволят ему войти в Бордо. Через три месяца, узнав, что его теща и жена, возможно, приедут к нему в Коньяк, Генрих выехал в Кадилляк, расположенный в 35 км от Бордо. Бордосцы спешно направили к нему делегацию, чтобы напомнить о своем предупреждении. Если бордосцы не пускали его в город, то другие и вовсе пытались убить. В конце декабря Генрих появился у стен небольшого городка Эоз. Муниципальные магистраты в мантиях вышли ему навстречу с ключами от города. Ничего не подозревая, он прошел под механической решеткой ворот, но вдруг раздался крик: «Опускайте решетку, король вошел». Сказано — сделано, решетка упала, отрезав короля от его эскорта. С ним осталось четверо — Бац, Рони, Бетюн и Дюплесси-Морней. Чернь стала вопить: «К оружию, бей, бей», самые дерзкие приблизились, направив на короля аркебузы: «Стреляйте вон в тот красный камзол, это король Наваррский». Но Генрих побывал и не в таких переделках и мужества ему было не занимать. Он выхватил пистолеты и держал бунтовщиков на расстоянии, выстрелив пять или шесть раз, а тем временем Бац, пришпорив коня, помчался к другим воротам и впустил остальной отряд. Генрих обвинил Виллара в подстрекательстве к неповиновению и пожаловался на него Генриху III. Король Франции внял жалобе и заменил Виллара ловким дипломатом, маршалом Бироном. Но это ничего не изменило, так как маршал получил инструкции проводить в Гиени католическую политику, и конфликт вскоре вспыхнет с новой силой.
Игра королевы
Екатерина Медичи с неудовольствием следила за самостоятельной политикой своего зятя. Все средства были хороши, чтобы снова прибрать его к рукам, — отсюда предложение выдать замуж его сестру за Месье или дать ему в личное владение Гиень, или предложение о том, что с ним будут вести переговоры, как с главой протестантской партии. Но лучшее средство, конечно же, использовать его брачные узы — которые, по правде говоря, его не слишком тяготили.
После бегства мужа Маргарита осталась при дворе в сильном негодовании из-за того, как она писала, что ее не посвятили в тайну и оставили одну, подвергнув преследованиям ее брата Генриха, который был убежден в ее пособничестве и даже некоторое время держал под строгим наблюдением. Генрих не спешил писать жене по дороге на юг. Только прибыв в Гиень, он по настоянию друзей дал ей о себе знать, «сообщив, — пишет Марго, — что очень ценит мою дружбу и поддержку и что мое присутствие рядом с ним будет желательным, как только события приобретут мирный характер». Это «учтивое письмо» положило начало переписке, в ходе которой Маргарите удалось внушить мужу, что ее осведомленность и советы дорогого стоят. Результат не заставил себя ждать: после заключения мира муж пригласил ее приехать к нему. Но Екатерина считала, что нужно некоторое время продержать Генриха в напряжении, и не пустила дочь. Король согласился с решением матери. «Он выдал свою сестру католику, а не гугеноту, и его кузен не увидит своей жены, пока не отречется от ереси».
На самом деле король затаил злобу скорее против Маргариты, которая одновременно оказывала услуги двум соперникам короля, Генриху Наваррскому и Месье. Вернувшись к мужу, Марго не замедлила бы их помирить. Понимая, что снова начнется война между двумя Генрихами, принцесса попросила разрешения покинуть двор и, подобно амазонке, ввязалась в фламандскую эпопею своего брата, герцога Анжуйского.