В воскресенье 27 февраля 1594 г. в три часа утра у ворот собора собралась толпа. Церемониймейстер По де Род и дворецкий короля де Сюренн расставили на паперти французских и шотландских гвардейцев, чтобы они пропускали приглашенных и сдерживали толпу. Генрих IV уже десять дней находился в Шартре, накануне он исповедался приходскому священнику. В шесть часов утра четыре дворянина пошли за Священным сосудом, доставленном из Мармутье. После того как в храме появился церковный Нобилитет, туда хлынул народ и заполнил все пространство вплоть до аналоев. Затем прибыла процессия мирской знати. Она была одета в короткие туники из серебряной парчи с узором из красных листьев. Поверх туник ниспадали алые плащи, подбитые горностаем, на головах сияли золотые короны. Наконец, епископы Лаонский и Бовезский пошли за королем. Он ждал, лежа на парадном ложе, в сорочке, разрезанной в тех местах, где он будет помазан елеем; поверх нее была надета длинная, до пят, рубаха из темно-красного шелка. Он встал и последовал за прелатами со своей личной охраной и рыцарями ордена Святого Духа. Непосредственно за ним шли маршал Матиньон, несущий королевский меч, канцлер в золотой шапочке и обер-шталмейстер. Генрих вошел в неф, в полумрак огромного свода, где разноцветной мозаикой рассыпались отблески витражей. Епископ Шартрский ожидал его на клиросе, сооруженном наподобие сцены с деревянными подмостками, устланными гобеленами. Над главным алтарем с медными колоннами по сторонам высилась статуя Девы Марии из позолоченного серебра.
Церемония началась в ограде клироса с представления короля и коронационной клятвы на Евангелии. Клятва заканчивалась грозными словами: «Отныне я всеми силами буду стараться изгнать из подвластной мне страны всех еретиков, изобличенных церковью». Затем приступили к ритуалу аккламации, в котором историки видят последний реликт выборов короля. Потом последовало возложение регалий, прерываемое миропомазанием тела короля — сначала шпор и меча, перчаток, кольца, скипетра, жезла правосудия и под конец короны.
Король, одетый в тунику, далматику и королевскую мантию, вышел из пространства главного алтаря и поднялся по ступенькам к амвону, на котором высился трон. Наконец его увидела толпа, стоящая в нефе, и разразилась приветственными возгласами. Началась торжественная месса. Герольды бросали с амвона золотые и серебряные монеты с изображением Геракла. В качестве надписи король выбрал один из девизов, заученных в детстве на латыни: «Для добродетели нет непроходимых дорог». Античный Геракл, дойдя до перекрестка дорог, выбрал дорогу добродетели, а не порока. Новый галльский Геракл тоже был поставлен перед выбором: идти опасной дорогой гражданской войны или извилистым путем отречений и обращений.
Генрих стал королем по крови, по признанию большинства и по священному миропомазанию. Церемониал символически очертил вокруг него концентрический круг монархического общества: сначала духовенство, которое его короновало, потом дворянство, которое дало ему боевое снаряжение и пообещало свою помощь, и, наконец, народ, который его приветствовал и этим увенчал его апофеоз.
28 февраля, на следующий день после коронации, король был торжественно принят в соборе как гроссмейстер королевского ордена Святого Духа, основанного Генрихом III. После окончания церемониала королевских торжеств Генрих IV подошел к Парижу. Столица была кораблем, давшим течь, и крысы покидали утлое судно. Майенн, который отказался вести переговоры с королем и не хотел слепо действовать в интересах Испании, плыл в полном одиночестве не только среди парижан, но также и в кругу своей семьи.
Все старшины кварталов были теперь за короля, как и Парламент и крупная буржуазия. И кто же остался, кроме Майенна, легата, герцога Фериа и его полков? Горстка экстремистов, готовых к жертве, ибо они знали, что их не пощадят. Король издалека подготавливал почву. «Доведите до сведения моих добрых друзей в Париже, — поручил он парижской горожанке, пришедшей к нему в маске, сохраняя инкогнито, — что я стою здесь с большим войском и не собираюсь отступать, пока не войду в город. Только пусть не верят герцогу Майенну, так как он их обманет». Отныне все его поступки были рассчитаны на то, что о них скажут в столице. Заблудившись ночью на охоте, он переночевал в замке Понкарре и наутро послал за священником, который жил в трех лье, чтобы не пропустить мессу, «сказав, что не будет завтракать, пока она не закончится».
Вступление в Париж