Генрих Гейне

Деллингер называет эту издевку над иконой «по меньшей мере безвкусной» и делает антисемитские нападки на Гейне. Он подчеркивает, что здесь выявляется «весь еврей, как он есть, с его неверием в святого духа и с его жаждой разрушения аристократических замков», так как, мол, все люди одинаково благородного происхождения. «Этот новооткрытый дух («разрушения») имеет своего прекрасно вооруженного рыцаря, господина Гейне. Мы не сомневаемся, что при одворянивании всего человеческого рода, от готтентотов до монархических династий Европы, он может кое-что выиграть, потому что его родословное дерево, прямехонько ведущее к праотцу Аврааму, разумеется, гораздо древнее, чем древо первых рыцарей христианства».

Все принципиальные положения Гейне Деллингер старается свести к личным моментам и поэтому недоумевает - в чем же выразилось столкновение Гейне с аристократией и почему он называет дворянство «высокородной гадюкой». «Мы полагаем, - издевается Деллингер,- между Гейне и благородным дворянством мало точек соприкосновения. Или быть может на каком-нибудь балу дворянин наступил ему на ногу или указал несколько резко на его неприличное поведение?»

Далее Деллингер протестует энергично, но не убедительно против утверждения Гейне, что церковь находится на содержании дворянства. Он объясняет это утверждение еврейским происхождением Гейне, «который с молоком матери впитал представление о том, что все на свете покупается и продается за деньги».

С таким тупым антисемитским оружием в руках выступал Деллингер, лидер поповской реакции, против Гейне. Он преследовал этим прямую цель - преградить поэту путь к университетской кафедре.

Друг Гейне, рекомендованный им Котте, Игнатий Лаутенбахер выступил на защиту Гейне, написав остроумнейший памфлет «Новейшее сожжение иудеев в немецких Афинах». Но эта защита Лаутенбахера не принесла существенной пользы Гейне. Клика Деллингера не сложила оружия и продолжала свою кампанию против «человека, который отказался от ограниченного иудейства, но не принял по-настоящему христианства, и поэтому ныне обходится или хочет обходиться без религии».

Пока ярые противники Гейне делали свое дело, поэт в нетерпенье ожидал во Флоренции обещанного письма от Шенка. Он его так и не дождался и после этого с полным правом громко жалуется, что «Шенк принес его в жертву иезуитам».

Необычайно раздраженный неудачами и как всегда подозрительный, Гейне ищет повсюду своих врагов. Он приходит к убеждению что совместно с черной кликой Деллингера против него действует и поэт-аристократ, граф Платен. Деллингер был университетским товарищем Платена, и «Эос» одновременно с нападками на Гейне поместил хвалебную статью по поводу только что вышедшего томика стихотворений Платена. К тому же Платен был назначен членом Мюнхенской академии как-раз в то время, когда Гейне узнал, что ему нечего надеяться на получение кафедры.

Этих внешних обстоятельств было достаточно для того, чтобы убедить Гейне в причастности Платена к его неудаче. И он не замедлил отомстить своему врагу в третьем томе «Путевых картин», где целый ряд страниц с небывалой злостью осмеивают Платена и его поэзию.

Гейне, естественно, сводил здесь личные счеты с Платеном, и в разгаре полемики не пожалел красок, чтобы изобразить Платена деятельным членом «союза попов, баронов и педерастов».

Здесь Гейне был не прав, потому что, несмотря на свое аристократическое происхождение, граф Платен-Галермюнде, подобно Гейне, был борцом за свержение тирании и освобождение человечества. Подобно Гейне, он томился в убогой обстановке германской действительности и искал исхода в бегстве в Италию из «страны ослов». Для него Италия была не только страной величайших памятников искусства, но и страной, где народ начинал борьбу за свою независимость.

Платен был один из родоначальников политико-революционной лирики в Германии. Борясь против романтической реакции, он написал комедию «Роковая вилка», в которой высмеял романтическое увлечение «драмой рока». Он решил прибегнуть к литературному бунту, потому что для политического еще не пришло время, потому что, по его словам, только свободный достоин Аристофана.

Друг Гейне, Иммерман, написал «ксению» (эпиграмму), в которой кольнул певца «газелл» Платена. Гейне напечатал эту «ксению» в своих «Путевых картинах». Необычайно чувствительный в обиде, одинокий в жизни и в литературе, Платен яростно отомстил обидчикам в сатирической комедии «Романтический Эдип». Не к чести Платена надо оказать, что он пошел по линии наименьшего сопротивления и перевел опор из чисто литературной плоскости в трясину личных счетов.