Генрих фон Офтердинген

Дарована мне летним утром юность.
Пульс жизненный тогда забился вдруг
Впервые для меня, — пока любовь
В свои восторги глубже погружалась.
Явь открывалась мне, мое желанье
Проникновенной цельности предаться
Усиливалось властно каждый миг.
Блаженством бытие мое зачато.
Я средоточие, святой родник,
Откуда в мир томленье излилось,
Куда, многообразно преломляясь,
Потом томленье тихое течет.
Неведом вам, при вас возник я.
Однажды разве не при вас,
Лунатик, я, незваный, посетил
Веселый вечер тот?[144] Забыли вы
Страх сладостный, воспламенивший вас?
Благоухал я в чашечке медовой,
Покачивался тихо мой цветок
В сиянье золотом. Ключ сокровенный,
Я был бореньем нежным. Сквозь меня
В меня впадало всё, меня качая;
И мой цветок впервые опылился.
Пир поцелуем кончился, не так ли?
В мой собственный поток я впал тогда.
Не просто молния — преображенье!
Весь мой цветок тогда пришел в движенье.
Обрел я самого себя в тот миг[145],
Земные чувства мыслями постиг.
Я был слепым еще, но звезд немало
Во мне, в чудесных далях трепетало.
Я был далеким эхом вездесущим
Времен минувших и времен грядущих.
В томлении, в любви неугасимой
Произрастанье мыслей — только взлет;
Тогда узнал я, как блаженство жжет,
И стала боль моя невыносимой[146].
Был светел холм[147], и расцветали дали;
Пророчества тогда крылами стали[148].
С Матильдой Генрих приобщен к святыне,
Они в едином образе отныне.
Преображенье — вот мое рожденье;
Я в небесах земное превозмог,
Пока подводит время свой итог,
Утратив навсегда свое владенье,
И требует обратно свой залог.

Новый мир близится, настает;
Солнечный свет затмит он вот-вот.
 Будущее, чей свет беспечален,
Брезжит среди замшелых развалин.
Событие, будничное в старину,
Уподобляется дивному сну.
Всякий во всем, и всё во всяком;^[149]
Бог знаменован камнем и злаком.
Божий дух в человеке и звере;
Чувство наше сопутствует вере.
Пространство и время больше не в счет,
В прошлом будущее настает.
Отныне властвует Любовь.
Прясть начинает Муза вновь[150].
Ведется древняя игра,
И заклинанья вспомнить пора.
Душа мировая пробуждена,
Волнуется всюду, цветет она.
Всё друг во друге прозревает,
Всё друг во друге созревает.
Каждый во всех остальных заблистал
И, торжествуя в этом смешенье,
У них в глубинах велик и мал,
Во всех находит свое завершенье,
Тысячу новых своих начал.
Весь мир стал сном, сон миром стал.
То, что, казалось, было давно,
В грядущем далью возвещено.
Явить фантазия готова
Нити свои в сочетании странном,
И под покровом и без покрова
Магическим рассеясь туманом.
Со смертью жизнь в торжестве первозданном,
С любовью боль не разлучить;
И нет числа глубоким ранам,
Которых нам не залечить.
И сердце вдруг осиротеет,
Его прозреть заставит боль;
И безнадежно запустеет
Земная тусклая юдоль!
В слезах растает быстро тело,
Мир станет сенью гробовой,
Покуда сердце не сгорело,
Во мрак роняя пепел свой[151].