Генрих

– Я приехал в генеральный штаб рано утром, – Генрих медленно повернулся и, посмотрев на отца, тяжело вздохнул. – В штабе царила полная неразбериха и паника. Повсюду валялись груды служебных бумаг, папки с грифом «совершенно секретно» и даже винтовки. Я не без труда попал в приемную фельдмаршала Паулюса. Адъютант фельдмаршала, полковник Адам, пытался связаться с 13-м армейским корпусом, но все было напрасно, связь была прервана. Я подошел к столу и стал ждать, пока освободится полковник. Вдруг мое внимание привлек документ, который лежал на столе. Отец, как ты думаешь, что это был за документ?

Старый барон быстро посмотрел на сына и пожал плечами.

– Это был приказ, подписанный фюрером, – через минуту произнес Генрих. – Я не удержался и прочитал его. Фюрер, обращаясь к своим офицерам и солдатам 6-й армии, милостиво предлагал им путь к спасению. Для этого необходимо было сделать самую малость – прорваться на юго-запад в район Котельниково, где днем и ночью самолеты нашей авиации должны были подбирать замеченные группировки наших войск и транспортировать их в тыл. Приказ был от 20 января 1943 года… Поздно… слишком поздно… Почти двести тысяч офицеров и солдат нашли свою смерть в бескрайней заснеженной степи под Сталинградом. Но даже те, которые не погибли, а продолжали воевать, выполняя свой воинский долг перед фюрером и своей родиной, не смогли воспользоваться последней возможностью вырваться из окружения, так как наш генеральный штаб не счел нужным довести этот приказ до сведения воюющей армии. Отец, нас предали… Предали дважды, – произнес Генрих, задыхаясь, с перекошенным от злости лицом.

– Генрих, Генрих… – решительно воскликнул старый барон и, пытаясь успокоить сына, взял его за руку, но тот резко выдернул её и поспешно отошел в сторону.

– А дальше, отец, было еще интереснее, – не обращая внимания на слова отца, усмехнувшись, продолжил Генрих.

– Я прекрасно понимаю, Генрих, что тебе пришлось испытать, но…

– Перестань, отец… Я по горло сыт твоими нравоучениями о долге, чести, любви к фюреру и Германии. Можешь ты хоть раз выслушать меня и понять? – Генрих замолчал и с болью посмотрел на отца.

Старый барон, ни слова ни говоря, подошел к креслу, сел и, закинув ногу на ногу, приготовился слушать. Генрих в нервном возбуждении несколько минут ходил по комнате, собираясь с мыслями. Старый барон не мешал ему.

– От моего батальона осталось всего десять человек… – медленно начал говорить Генрих. – Но я все-таки решил рискнуть. Обессиленные от голода и холода, мы, стараясь не вступать в бои, ночами пробирались в район Котельниково. Однако в назначенный пункт удалось дойти только мне и солдату Гельмуту Кросту. Остальные погибли, видно, такова была их судьба… Впрочем, это я сейчас так могу утверждать, а тогда нам ничего не оставалось, как только верить в счастливую звезду. Район Котельниково постоянно обстреливала русская артиллерия, и поэтому не многим нашим боевым самолетам Ю-52, любовно называемым солдатами «добрая тетушка Ю», удавалось миновать зону зенитного огня русских и совершить посадку. Ю-52 мог принять на свой борт только двадцать человек, а желающих улететь было больше тысячи. И поэтому, как только самолет приземлялся, сильные как быки жандармы оцепляли его и прикладами автоматов отбивались от обезумевших солдат, которые, неистово крича, ругаясь и кусаясь, сметали все на своем пути. Слабые падали на землю, их топтали ногами, а более сильные, орудуя кулаками, лезли по самолетному трапу. Картонные коробки и ящики с продовольствием тут же раздирали на части и жадные руки хватали хлеб, шоколад, водку – все, что попадалось под руку. Обычно нескольким счастливцам удавалось добраться до дверей самолета, но здесь им приходилось бороться не только со своими товарищами по оружию и охраной аэродрома, но и с солдатами транспортного подразделения. А однажды мы с Гельмутом были свидетелями ужасной сцены. Пилот самолета, наблюдавший за людьми, которые пытались прорваться в самолет, понял, что обезумевшую массу людей невозможно сдержать, и он запустил моторы. Отец… ты бы видел, что после этого началось! Шум моторов заглушал крики людей, и лишь широко раскрытые рты и глаза, полные страха и отчаяния, свидетельствовали о том, что люди орали как одержимые. Самолет сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее побежал по взлетной полосе. За открытую дверь самолета держались десятки рук. И когда самолет взлетел, эти отчаявшиеся люди сразу же попадали в снег и больше не поднимались, а те, кто сидел на крыльях, были отброшены воздушной волной. И только одному человеку удалось забраться внутрь самолета.

– Твой рассказ, Генрих не удивил меня, – прервал сына старый барон. – Война по своей сути жестока, но только она дает возможность испытать человека на прочность, поэтому тебе необходимо вернуться в дивизию.

– Даже если меня ждет там смерть? – с вызовом спросил Генрих.