Геном

Парк слушал по радио, как люди Коннера захватывают в плен солдат из частей Х1. Он был рад, что никого не убивают, эти люди попросту выполняли свои обязанности, оказавшись в неудачное время в неудачном месте. В «Китионе» его убедили, что никто не выигрывает от бесполезной гибели людей, и Парк отчаянно цеплялся за веру в эти слова.

Три фургона и два трофейных «хаммера» ждали у блокпоста и пристроились им в хвост.

Колонна мчалась на высокой скорости по пустым пригородам. Когда они вынырнули из облака дыма, солнце стало ярче, словно машины преодолели гигантский туннель.

Коннер остановил фургон у двухэтажного дома, опутанного желтой полицейской лентой. Стены – из камня, оконные рамы – стальные. Остроконечный фронтон, крыша покрыта серой шиферной плиткой, тисненой и неровной, – такой крыли старые дома в Европе сотни лет назад.

Сидящий на переднем сиденье майор Гойнс спросил:

– Подход такой же, как к дому Шоу?

– Не стоит, – ответил Коннер, задом заводя фургон на дорожку и срывая полицейскую ленту. – Мы обыскивали его два месяца назад.

Гойнс покосился на начальника. Тот потянул на себя ручной тормоз и открыл дверь.

– Здесь жил Дезмонд.

Бойцы «Китиона» перебежали через задний двор, преодолели живую изгородь из самшита и открыли окно. Через несколько секунд они распахнули черные кованые железные ворота, ведущие на внутреннюю стоянку для машин. Площадка была покрыта обнаженным заполнителем, похожим на застрявший в бетоне мелкий гравий. Фургоны и «хаммеры» въехали с улицы во двор.

Парк щелкнул на кнопке входа в «лабиринт».

«Идет скачивание…»

Через пять минут экран мигнул.

«Скачивание закончено».

Доктор заметил, что мозговые волны Дезмонда на экране компьютера вновь изменились. Начиналось новое воспоминание.

* * *

На пути к двери Дезмонд вытер потные ладони о брюки. Сквозь витражное стекло пробивалось утреннее солнце, превращая стоящую на крыльце фигуру в размытую тень.

Дезмонд открыл дверь.

– Здравствуй, Коннер!

Брат протянул руку и с сильным австралийским акцентом ответил:

– Доброе утро, мистер Хьюз.

Дезмонд не раз просил Коннера называть его на «ты» и по имени, но тот не реагировал на просьбы.

Коннер вошел внутрь и взглянул на большую люстру под потолком двухэтажного холла.

– Красивый дом. Стиль английского поместья, не так ли?

– Так.

– Поразительно хорошее состояние. Вы его восстановили?

– По правде говоря, прежний владелец построил его с нуля.

– Невероятно! Наружные детали как настоящие. Как будто им двести лет.

– Строители постарались. Я купил этот дом после краха доткомов пять лет назад. В основном из-за размера участка. Думал в будущем построить многоквартирный дом либо снести и разделить на участки поменьше.

Коннер вскинул брови.

– Снести? Такую красоту?

Дезмонд улыбнулся довольный тем, как складывался разговор.

– Я считал, что будущее – за плотной городской застройкой.

Коннер кивнул.

– Возможно, вы правы. Это напоминает мне старые поместья в Австралии. Когда колониальная эпоха закончилась, хозяева не знали, что с ними делать.

Дезмонд как раз знал, что стало по крайней мере с некоторыми из них. В одном устроили детскую больницу, в которой выхаживали Коннера после пожара, когда мальчик из-за обширных ожогов висел на волоске от смерти. Другие сыграли роль сиротских приютов, где шрамы Коннера превратили его в изгоя, на котором боялись остановить взгляд посещающие заведение родительские пары.

– Хочешь экскурсию? – предложил Дезмонд.

– Конечно!

Из прихожей они по пассажу прошли в левое крыло. Дезмонд не стал менять картины, оставшиеся от прежнего владельца, лишь повесил две своих фотографии в рамках, напоминающие об особых событиях. Дезмонд задержался у первой, на которой он в возрасте шести лет стоял на фоне буровой вышки с нависшим над ним, злобно скалящимся Орвилем Хьюзом.

– Это вы?

– Я.

– Ваш папа?

– Нет, мой дядя Орвиль. Он усыновил меня, когда мне было пять лет.

Коннер равнодушно кивнул. Дезмонд надеялся, что брат откроется, вспомнит, что его тоже усыновили, но Коннер промолчал.

Дезмонд подошел ко второму фото, которое забрал из дома Орвиля после гибели дяди. Снимок был черно-белый, с трещиной посредине. Перед камином стояли братья Орвиль и Алистер Хьюзы, оба еще подростки с короткими стрижками и жесткими лицами.

– Опять ваш дядя? – спросил Коннер.

– Да. Тот парень, что помоложе, – мой отец.

Дезмонду хотелось сказать «наш отец». Он подождал – опять никакой реакции.

– Они родились в Англии, – добавил Дезмонд. – Осиротели во время войны. Приехали в Австралию по программе «братьев-христиан». С ними обращались не очень ласково – заставляли работать, издевались.

Дезмонд подождал, наблюдая за братом краем глаза. Что ему известно?

Однако выражение на лице Коннера не менялось, он говорил без эмоций, словно читал по бумажке:

– Жаль. Сироты, пожалуй, самые обездоленные существа на Земле. Их некому взять под защиту кроме тех, кто за ними смотрит. Если над ними издеваются опекуны, то им не на кого положиться, кроме как на таких же сирот.

«Да только такие же сироты отвергли Коннера, – подумал Дезмонд, – оставив его в совершенном одиночестве».