Геном

Алекс быстро прошел в душ, пустил ледяную воду, постоял несколько минут, сцепив зубы. Вроде бы сосущее чувство тревоги и пустоты проходило, смывалось.

Ничего, выдержим!

Зато будет что вспомнить! Какой еще пилот-спец может похвастаться тем, что любил или страдал от отсутствия любви?

Он пустил на мгновение горячую воду, сгоняя озноб. Досуха растерся полотенцем, быстро оделся, причесался и высушил волосы. Посмотрел на себя в зеркало.

Нормально.

Мужественное, сильное лицо. Умные глаза.

И что-то неуловимое, тревожное, заставившее его испуганно отвести взгляд.

Ерунда. Показалось. Он паникует, и это естественно. Вот и мерещится всякая дурь.

Алекс вышел из каюты и торопливо пошел в рубку. Все, что ему сейчас нужно, – это слияние с кораблем, радужное тепло, истинное чувство пилота-спец. Оно не подведет, оно спасет. Пусть пока еще длится вахта Моррисона, но он же имеет полное право войти в систему раньше. Например – ему не спится. Или хочется лично провести выход в системе Зодиака, он там никогда не был, а это ведь великая и красивая планета…

Алекс почти ворвался в рубку. Торопливо лег на ложемент, посмотрел на Моррисона. Лицо второго пилота было безмятежно-счастливым, таким, каким оно и должно быть. Хороший корабль, дальний полет, надежные товарищи – что еще нужно пилоту? Какая такая любовь?

Опустив голову, Алекс вошел в систему. Зеленая спираль дрогнула, тревожно потянулась навстречу.

– Корабль в канале, до выхода тридцать четыре минуты, происшествий нет, все системы работают исправно…

– Спасибо, Ханг. Не обращай на меня внимания. Просто не спится. Я не буду вмешиваться в управление.

Зеленая спираль ответила эмоциональной волной – признательность и сочувствие.

– Капитан, у меня были проблемы со сном – они прекрасно решаются стаканом красного вина. Еще рекомендуют теплое молоко с липовым медом. Ну, или таблетки…

– Ханг, не беспокойся. Это редкий случай. У меня все в порядке. Я… я ненадолго.

Образ Моррисона слегка померк, заканчивая диалог. Алекс остался наедине с кораблем.

Радуга. Теплая, чудесная радуга, перекинувшаяся сквозь тьму. Душа корабля.

Алекс потянулся навстречу – жадно, уже чувствуя, как спадает напряжение, как зияющая пропасть, разрезавшая его душу, стягивается и исчезает.

– Коснись меня!

– Будь мной!

– Полюби меня!

Радуга вспыхнула вокруг.

Приняла его – преданно и беззаветно, нежно и крепко, сжала в незримых объятиях…

Это было как на виртуальном инструктаже в первом или втором классе школы… Обаятельная, даже для них, сопляков, виртуальная девушка-инструктор. Радостный голос: «А сейчас мы познакомимся с самым простым, воспетым еще в Библии методом сексуальной аутостимуляции… ребята, если вы уже с ним знакомы – не перебивайте, посидите тихонько…»

Это было как на школьных вечеринках, на игре в «бутылочку», когда подростки разбивались на парочки и старательно суетились в укромных уголках, надеясь найти разницу между виртуальностью и реальным сексом.

Это было как на выпускной оргии – с опытными гейшами-спец, знающими каждую эротическую зону человеческого тела, умеющими отдаться радостно и самозабвенно.

Это было всем – и ничем. Фальшивкой. Иллюзией. Суррогатом любви. Циничной подделкой. Пищевой таблеткой в руке голодающего – дающей силы жить, но не утоляющей голода. Надувной женщиной-куклой в музее сексуальной культуры. Рекомендованной для зачатия детей партнершей, старательно отыгрывающей заученную с детства роль.

Это было чем угодно – но не любовью!

Алекс закричал, выдираясь из цветной радуги, из слащавых прикосновений электронного морока. Система вздрогнула, выпуская его в реальный мир. Он дергался на ложементе, забыв содрать страховочные крепления, что-то беззвучно крича, смотря на безразличный свет экранов и безмятежное лицо Моррисона.

Его обворовали!

Давным-давно, еще до рождения. По соизволению родителей, давших будущему ребенку надежную и прибыльную спецификацию пилота. Его лишили… нет, он еще даже не знал – чего… только понимал, что больше не сможет без этого жить.

Его предали.

Он был таким же слугой, как несчастные вассалы аристократов с Геральдики. Пусть даже его насиловали не столь явно…

Ради чего он жил?

Ради холодных касаний радужного света?

Ради права пилотировать десяток тонн металла?

Ради права умереть за Империю?

Алекс плакал, вздрагивая в креплениях ложемента. Он не плакал давно… так давно. И, наверное, никогда не плакал от эмоций. От боли, от физического дискомфорта, от неудачно выполненного задания – сколько угодно… но что это такое – плакать из-за неуловимого, неосязаемого, ненужного для жизни чувства?

Тридцать четыре года он был счастливым нищим. Ел предписанные огрызки, радовался подаренным обноскам, честно отрабатывал свой социальный долг.

Теперь наступила расплата.

Мастер-пилот, спец, капитан корабля Алекс Романов плакал, будто обиженный ребенок. Плакал, глядя, как счастливо улыбается его второй пилот, не желающий странного.