Геннадий Зюганов

Сказались и четыре десятилетия «холодной войны», которую Запад терпеливо и настойчиво вел против Советского Союза: семена падали на подготовленную почву — взрыхленную диссидентами и удобренную доморощенными либералами. Оставим в стороне многочисленные суждения о том, что всплеск либерализма в России служит недоброй приметой грядущего наступления мрачных времен, катализатором непредвиденного развития событий с непредсказуемыми последствиями — при желании во всем можно усмотреть закономерности или тенденции. Но в любом случае не вызывает сомнений, что либерально-демократические идеи периода перестройки были далеко не высшей пробы. Особенно удручающее впечатление производило раболепное преклонение значительной части либеральной интеллигенции перед Западом. Нашлась и подобающая полученному воспитанию интеллигентно-стеснительная формула отречения от России, которую в этих кругах стали именовать не иначе как «эта страна». Существует мнение, что либеральная «западническая» традиция имеет полуторавековую историю. Но любые исторические параллели условны, а иногда и вводят в заблуждение. В данном случае надо иметь в виду, что грезящие устройством жизни по западному образу и подобию в эпоху Горбачева — Ельцина не имели ничего общего с теми западниками, которые представляли просвещенное общественное течение XIX века и которых объединяло тогда духовное родство со славянофилами. Как подчеркивал Николай Бердяев, и те и другие любили Россию, славянофилы — как мать, западники — как дитя, и у них, по словам Александра Герцена, словно у двуликого Януса, «сердце билось одно». Прозападнические устремления интеллигенции восьмидесятых — девяностых годов сквозили пренебрежением к своей стране, отрицанием состоятельности России, ее прошлого и будущего. Как считает Зюганов, подобным людям давно дал очень точную и исчерпывающую характеристику великий русский поэт Федор Тютчев:

Напрасный труд — нет, их не вразумишь, —
Чем либеральней, тем они пошлее,
Цивилизация — для них фетиш,
Но недоступна им ее идея.
Как перед ней ни гнитесь, господа,
Вам не снискать признанья от Европы:
В ее глазах вы будете всегда
Не слуги просвещенья, а холопы.

Окончательный приговор истории либерально-демократическая интеллигенция подписала себе в октябре 1993 года, когда более сорока ее видных представителей, главным образом литераторы, поставили подписи под позорным призывом к Ельцину — «Раздавите гадину». Под «гадиной» подразумевался осажденный Верховный Совет, вокруг которого уже лилась кровь. Стоило либералам перейти к делу — их утонченность и застенчивость как рукой сняло: «Хватит говорить, пора научиться действовать, эти тупые негодяи уважают только силу». «Тупые» — это, естественно, не только те, кто забаррикадировался в стенах парламента. Это и десятки тысяч простых людей — обманутых, обворованных и отчаявшихся, чье возмущение в те трагические дни стихийно выплеснулось на улицы. Они же — фашисты. Они же — красно-коричневые оборотни.

У российского «свободомыслия» обнаружился оскал, который ни у кого не оставлял иллюзий — если что, пощады не ждите. Были среди подписантов и те, кого «демократы» на каждом перекрестке называли «совестью нации». Свободу для своей «совести» нация оплатила и продолжает оплачивать дорогой ценой: нищетой, лишением элементарных прав — на жилье, труд, достойные человека зарплату и пенсии, — беспризорными детьми, утратой социальной перспективы в обозримом будущем.

…И все же не будем преувеличивать те способности и возможности, которыми обладала «пятая колонна» разномастных перевертышей, объединенных под водительством «архитекторов» перестройки. Зюганов убежден: ее можно было остановить еще в начале марша, если бы здоровые силы партии смогли дать своевременный идейный отпор разрушительной пропаганде, вовремя консолидироваться и организоваться. Но слишком долго коммунисты разбирались в хитросплетениях накинутой на партию и страну демагогической паутины. Слишком медленно прозревали. По мнению Геннадия Андреевича, все важнейшие шаги, такие, например, как создание Компартии РСФСР или выступление видных представителей общественности с обращением «Слово к народу», предпринимались с опозданием как минимум на год.