А тем временем деньги беспрепятственно утекали за рубеж. В своих воспоминаниях Евгений Примаков описывает поистине чудовищные масштабы экономической преступности и коррупции, с которыми ему пришлось столкнуться на посту премьер-министра в 1998 году. Причем все факты почерпнуты им из официальных докладов и записок руководителей ФСБ, МВД, Генеральной прокуратуры, других государственных органов. Так, по оценке Банка России, поток иностранной валюты, переправляемой за рубеж, составлял от 1,5 до 2 миллиардов долларов ежемесячно. Были хорошо известны и каналы нелегальной утечки валютных средств: отчисления в счет будущих поставок, которые не осуществлялись; перечисления на счета иностранных фирм в счет оплаты фиктивных услуг; завышение контрактных цен при импорте, их занижение при экспорте. Но часто коммерческие фирмы подобной бумажной волокитой себя не обременяли, а вывозили валюту в мешках курьерами.
Средством обогащения узкой группы лиц, приближенных к президенту и правительству, стали регулярные выпуски государственных краткосрочных обязательств (ГКО) и других ценных бумаг на астрономические суммы под высокие проценты и под государственные гарантии. Держатели ГКО получали громадную прибыль — до 200 процентов годовых. По сути, работала гигантская «стиральная машина», в которой отмывались нетрудовые доходы.
Вопреки распространенному бывшими либералами-реформаторами мнению, что приватизация служила основным средством пополнения бюджета, она, по сути, являлась основным инструментом ограбления государства. По свидетельству Примакова, «с 1992 по 1998 год от массовой, „глобальной“ приватизации бюджет получил лишь около 1 процента ВВП. Всё остальное в основном присвоила небольшая группа лиц»[36].
Учитывая изменившийся характер обстоятельств, Зюганов, выступая на IV съезде КПРФ, состоявшемся в апреле 1997 года, подчеркнул: «Понятие „системная и конструктивная“ парламентская оппозиция не годится для определения ситуации.
Напуганный принципиальной и жесткой позицией коммунистов, Ельцин предложил Зюганову начать деловой диалог. В результате президент и правительство признали, что надо корректировать экономический курс, обещали проиндексировать вклады населения, помещенные в Сбербанк до 1992 года, заморозить квартплату, обсудить на «круглом столе» вопрос о земле. Ельцин согласился с идеей создания на телевидении наблюдательных советов и предоставления Федеральному собранию эфирного времени для передачи «Парламентский час».
Этими серьезными уступками власть фактически публично признала изменение соотношения политических сил в стране. Но чтобы достичь этих результатов, фракция КПРФ приняла нелегкое для себя решение о снятии с повестки дня вопроса о вотуме недоверия правительству, что вызвало новую волну критики со стороны левых коммунистов.
Разъясняя принятое решение, Зюганов говорил: «Самым нетерпеливым нашим сторонникам кажется, что все можно достичь одним прыжком. Если бы это было так! Конституция, навязанная стране под дулами танковых орудий, этого не позволяет. А массы только пробуждаются для активных действий».
«Нетерпеливые» никак не хотели понять, что компромисс во многом носил вынужденный характер. В парламентских битвах за сохранение приемлемого бюджета и вынесения правительству вотума недоверия можно было бы идти до конца, если бы требования оппозиции опирались на поддержку всенародного движения протеста. К осени 1997 года действительно возникли многочисленные очаги народного возмущения, которые давали такую надежду. Однако, несмотря на огромные усилия парторганизаций, большую массово-политическую работу в регионах, подготовка всеобщей стачки протеста была далека от завершения. Руководство партии констатировало, что развитое социальное движение отсутствует не только в общенациональном масштабе, но даже, за редким исключением, в рамках отдельных регионов.
Впрочем, эти выводы не означали, что коммунисты намерены довольствоваться половинчатым решением назревающих новых политических проблем. Противодействуя планам дальнейшего реформирования экономики в духе ее либерализации и рекомендаций Международного валютного фонда, в марте 1998 года Госдума приняла решение о привлечении правительства к уголовной ответственности за невыполнение принятых Думой законов, прежде всего бюджета.