— Ясно… Значит, вы здесь не глазки друг другу строите, а занимаетесь ремонтом боевой техники? — предварительно подмигнув прелестной собеседнице, сменил гнев на милость грозный разведчик.
— Так точно! — лихо отчеканила красотка.
— То есть… Вы хотите сказать, что мне следует вынести бойцу не порицание, а, как минимум, благодарность?
— Если изволите…
— Товарищ ефрейтор!
— Я!
— Благодарю за службу!
— Служу…
— Отставить… Кругом!
— Есть!
— В машину — шагом марш!
— Слушаюсь!
"Железный Дровосек" спешно ретировался от греха подальше и вскоре исчез из виду.
Провожая его взглядом, Подгорбунский выхватил ракетницу и выстрелил — это должно было послужить сигналом для старшего сержанта Никифорова: мол, всё в порядке, можешь без опасения возвращаться "домой". После чего… обнял "родственную душу" за талию и принялся что-то нашёптывать ей.
Идиллию прервал зычный баритон:
— Готово, Шур… Александра Григорьевна… Можем отчаливать!
Откликаясь на голос своего механика-водителя, Самусенко повернула к нему голову и — так уж получилось! — на миг упёрлась упругим бюстом в грудь нашего Владимира, тем самым вызвав бурю эмоций в его душе, и, прежде чем окончательно упорхнуть с "места боя", помахала нежной белой ручкой…
— Вот и всё, земеля! До новой встречи!
— До скорого… — пробурчал Подгорбунский, глядя вслед красотке, а потом ещё несколько минут молча жевал мундштук неприкуренной папироски, любуясь точёной женской фигуркой — впрочем, уже совсем скоро люк захлопнется, и "тридцатьчетвёрка", плюясь отравляющими газами, лихо рванёт с места, надолго оставляя удалого разведчика наедине со своими шальными мыслями.
Да, кстати… После тех событий Шурочка тоже стала обладательницей высокой боевой награды. 8 сентября 1943 года ей был вручён орден Красной Звезды. За то что, цитирую: "Под огнём противника обеспечила связь между подразделениями и частями бригады, действующими в бою".
Награждали героиню уже в госпитале… В начале осени Самусенко была тяжело ранена и вернулась в строй только уже в следующем, 1944 году…
Вскоре подоспел Никифоров. Усталый, измученный, и даже, следует признать, чрезмерно злой — таковым его никто ранее не видел.
— Замахался я, братцы, волочь пятипудовое тело, пока вы тут развлекаетесь, — пояснил он доходчиво и в тот же миг… широко улыбнулся, после чего упал спиной в травяное море и, скрестив руки на груди, моментально засопел.
Нелегка судьба фронтовых разведчиков; тяжёл их ратный труд и не всегда благодарен. Вот и приходится использовать каждое удобное мгновение, чтобы немного отдохнуть, — достичь "нирваны", о существовании которой никто из них даже не подозревал. Раз-два — и… полная отключка. Даже команды "отбой" не надо.
Зато потом… Пять минут прошло, — и можно снова в бой.
…Подгорбунский тем временем "перепаковал" языка и, подобравшись к родной "тридцатьчетвёрке", через открытый люк отправил тело пленника прямиком в руки Алика; сам же вместе с продолжавшим дремать на ходу старшим сержантом Никифоровым привычно расположился на броне.
Впереди — берёзовая роща, за ней — в пяти километрах — их воинская часть.
Но что это?
Из-за огромного колючего куста прямо по курсу выглядывает одинокий танковый ствол, венчающий диковинную железную конструкцию поистине исполинских размеров.
— Вы, братцы, оставайтесь на месте, а я погляжу, что это за монстр! — тихо, но, как всегда, максимально твёрдо, распорядился старший лейтенант и, прижимаясь к земле, пополз вперёд.
— Погодь, друже, — выбрасывая очередной окурок в сухую пожароопасную траву, процедил в ответ Никифоров. — Я с тобой!
— Отставить… Жди сигнала!
Володька перекатился в неглубокую балку, уходящую далеко вперёд — в самую гущу стройных белоствольных красавиц, — и прильнул к биноклю.
На башне танка была хорошо различима красная пятиконечная звезда.
"Наши… Только что это за чудо-юдо? Трёхэтажная поворачивающаяся башня, две пушки, куча пулемётов… Блин… "Генерал Ли"!"
Именно о нём на Руси сложена популярная частушка: "Как Америка России подарила эм три эс — шуму много, толку мало, ростом вышел до небес!"
С бронированными американскими исполинами, поступившими в 1-ю танковую армию ещё во время заключительной стадии битвы за Москву, Подгорбунский был уже знаком. БМ-6 — "братская могила для шестерых" (или семерых — по количеству членов экипажа) — так у нас называли этот "шедевр" заморской технической мысли.
Разведчик тихонько подобрался поближе и свистнул. Ему никто не ответил. Поднявшись, обошёл вокруг бронированного чудовища и только тогда заметил огромную дыру в его правом боку.
"После такого попадания вряд ли кто-то мог выжить!"
Эту догадку красноречиво подтверждал обгоревший труп в комбинезоне, скрючившийся в канаве позади танка.
Забираться в башню Подгорбунский не стал. Что там делать?
"Позже отправлю похоронную команду — те своё дело туго знают…"
Он уже собирался уходить, когда услышал позади себя странные звуки, напоминающие всхлипывание ребёнка.
Владимир приподнял сбитую осколком, широченную ветку единственной во всей роще сосны.
Под ней и вправду дрожал пацан.
— Как тебя звать, сынок?
— Бориска!
— А где твои родители?