Спустя два года после смерти матери Конфуций женился на девушке из семьи Ци, а через год у молодых супругов родился сын, получивший имя Ли. И все же отнюдь не семейная жизнь была средоточием интересов и забот будущего философа. Большую часть своего времени он посвящал книгам и ученикам, предпочитая находиться в одиночестве или со своими последователями. Однако он не уклонялся и от общественных обязанностей. Конфуций служил хранителем амбаров, заведовал полями и фермами, осуществлял надзор за продовольственными поставками. Чиновником он был честным, добросовестным, но при этом службу не считал главным делом своей жизни. Изучив до тонкостей свод китайских церемониальных обрядов, правил и предписаний, Кун Цю к 30 годам уже имел широкий круг учеников. Плату с них брал он умеренную, хотя впоследствии жил на средства, предоставляемые состоятельными поклонниками его философской школы.
Конфуций преподавал обряды, музыку, каллиграфию, арифметику и искусство стрельбы из лука. Молва о молодом ученом — знатоке древних китайских традиций — распространялась все шире. Существует предание, что в период составления «Книги песен», в которую вошли стихи, песни и фольклор X–V вв. до н. э., он встречался с Лао-цзы, своим старшим современником. Во время этой знаменательной встречи престарелый философ якобы выразил сомнение относительно целесообразности занятий Конфуция, посчитав их пустыми мечтаниями. Кун Цю, тем не менее, такая оценка не смутила, как до этого не очень обеспокоила и критика аскетов-проповедников, считавших его популярность несостоятельной.
В эти годы Конфуций много ездил по стране, стремясь не столько распространять свои знания, сколько найти мудрого правителя, которому мог бы принести пользу. Наконец, в 497 г. до н. э., после долгих странствий, он прибыл в родное царство Лу, которым правил тогда достойный, по его мнению, государь. Кун Цю был назначен губернатором города Чжун-Ду, что позволяло на практике осуществлять идеи разумного управления подвластной ему территории. Однако при исполнении своих обязанностей новоиспеченный губернатор неожиданно столкнулся с политической оппозицией, не желавшей никаких перемен.
Убедившись в том, что князья, какие бы они ни были, не нуждаются в его наставлениях, Конфуций отказался от должности, решив служить своему народу иным способом. Наступили годы скитаний. Кочуя по городам и селениям вместе с учениками, Конфуций учил их старинным китайским обрядам, беседовал о литературе и древнекитайской мудрости. Именно в этих беседах сложился главный трактат Конфуция — «Лунь юй» («Беседы и суждения»), который, несомненно, опирался на древние памятники, рассказывавшие и о мифических царях Поднебесной Яо, Шуне, Юе, и об основателях царства Чжоу — Вэнь-ване, У-ване, Чжоу-гуне. В этом трактате Конфуций предпринял попытку восславить «золотой век» своей страны и призвать к восстановлению далеких традиций. Создавая картину наилучшего общественного строя и стремясь придать ей убедительность, философ постоянно ссылался на то, что такой строй уже когда-то был. Эпоха Чжоу, словно маяк, должна была освещать жизнь всего народа.
Говоря об истоках сочинения «Лунь юй», следует иметь в виду, что оно опиралось прежде всего на знаменитую древнекитайскую «Ицзин» («Книгу перемен»), о которой Конфуций говорил: «Если бы мне прибавились годы жизни, я еще лет пятьдесят изучал бы «Ицзин» и, возможно, избежал бы многих ошибок». Конфуций неслучайно так высоко оценивал древнейший поэтический и философский памятник. «Книга перемен» давала ключ к познанию основных начал бытия, причем самым оригинальным, с современной точки зрения, способом — с помощью гадательных триграмм (чертежей) — гуа.
Своеобразие системы заключалось в том, что она строилась на противоположных символах — положительного Ян и отрицательного Инь. Оба символа составляют образ горы: освещенная часть горы — Ян, теневая сторона — Инь. В этом образе заключался целый ряд противопоставлений: небо и земля; день и ночь; жар и холод; мужчина и женщина. В итоге триграммы стали символами перемен, сопровождающими не только человеческое, но и вселенское бытие. К каждой триграмме прилагались словесные формулы, напоминавшие загадочные афоризмы, которые не так-то просто расшифровать. Для примера можно привести изречение, украшающее одну из триграмм: «Выйдешь, войдешь — не будет вреда. Друзья придут — хулы не будет. Вернешься обратно на свой путь. Через семь дней возврат. Благоприятно иметь куда выступать» и т. д.
Ученые позднего времени отмечали необычность и точность афоризмов «Ицзин», которые непосредственно воздействовали и на разум, и на чувство, мгновенно создавая определенный образ. Был здесь и особый свод «Правил» («ли»), которым Конфуций давал такую оценку: «С песен начинают, на Правилах утверждаются, музыкой завершают. На то, что не Правила, не смотри! Того, что не Правила, не слушай! Того, что не Правила, не говори!»