Гений из Гусляра

– Нет, – говорили в другом месте. – Неужели его разыскивает милиция?

– Этот человек, – терпеливо объяснял Минц, – обладает харизмой. Он – ваш политический идеал. Только вы сами за вашей тупостью и отсталостью об этом не догадываетесь.

Но люди лишь разводили руками.

И кинув взгляд на портрет этого самого человека, как правило, висевший на стенке в большой комнате, а порой и в туалете, Минц с Удаловым покидали квартиру, чтобы постучаться в следующую.

Надо сказать, что во всем этом мероприятии был некоторый элемент игры, правила которой были выдуманы заранее, но не объяснялись, хотя соблюдались обеими сторонами.

Жильцы дома или квартиры знали, зачем к ним стучится Минц.

Они уже друг дружку осмотрели, изучили и убедились в том, что, к сожалению, харизмы в доме не наблюдается. Но все равно следовало пройти процедуру попытки узнавания. Процедура заканчивалась ничем, и все расстраивались, уверенные в том, что такого человека в нашем городе нет. Может быть, он таится где-нибудь в Сочи или Воркуте, но не в нашем тихом Гусляре.

– А почему бы и нет? – спрашивал Минц. – Почему бы и нет, черт побери! Отсюда многие пришли на Русь. Рюрик был из наших краев, Александр Невский, Сталин здесь отбывал ссылку... Найдем, Корнелий, не грусти!

И они шли в следующий дом. И снова впустую.

В одном небольшом частном доме на набережной отец – ветеран внутренних войск – вывел на встречу с комиссией своих двоих сыновей. Были они хорошо одеты, от них пахло мужским одеколоном и похмельем. Рожи у них были толстые. Суровые. Вызывающие, но без харизмы. Минц уже собирался уходить, но тут внимание Удалова привлек стук, доносившийся со двора. Кто-то там колол дрова.

– Кто это там у вас трудится? – спросил Корнелий Иванович.

– Да так, случайный человек, – отмахнулся хозяин дома.

– Даже без прописки, – крикнул один из сыновей.

– Родственник? – спросил Минц.

– Так... – Хозяин дома мялся, не желая сказать правду, потому что находился под киллерским прицелом сыновних глаз.

– Короче! – рявкнул Удалов.

– Пасынок он наш, – вздохнул хозяин дома. – Внебрачный.

Минц сделал движение пальцами, подсмотренное им в мафиозном фильме, и семья покорилась.

Через три минуты вошел пасынок без прописки.

Сравнительно молодой человек невысокого роста, заросший редкой бородкой и длинными патлами.

Не было в нем ничего общего с харизматическим портретом.

– Вот видите! – Хозяин дома заметил разочарование визитеров. – А вы угрожали!

Но Минц не ушел.

Он уловил странный, неочевидный, мерцающий свет, исходивший из небольших невыразительных глаз пасынка.

– Как зовут? – потребовал Минц.

– Иванов, – ответил за пасынка хозяин. – Иванов Семен. А меня Эдуардом зовут, следовательно, Семен Эдуардович. Мой сын!

Хозяин вдруг почувствовал, что эти люди хотят чего-то такого, чем можно поживиться.

Иванов Семен молчал, опустив взор долу.

Но сыновья хозяина не отличались интуицией, и когда Минц сказал, что Иванов Семен должен пройти с ним, принялись кричать, что не допустят этого, так как дрова еще не поколоты, горох не перебран, помойная яма не выкопана, а в сарае протекает крыша.

Минц с Удаловым повели пасынка в редакцию газеты.

Пасынок с интересом смотрел по сторонам. Оказывается, родственники его не выпускали на улицу, пугали милицией и эксплуатировали нещадно.

По дороге встречались осведомленные люди и говорили:

– Нет, не похож!

– Это не харизма.

– У него голова полна вшей.

Сначала Иванова Семена привели в парикмахерскую.

Хотели было помыть и постричь, но от этой мысли пришлось отказаться. Оказалось проще и гигиеничнее побрить его, а уж потом отправить в баню.

К бане, привлеченные слухами, стали собираться господа гуслярцы.

И когда наконец в дверях показались наши герои, уже основательная группа зевак встретила их шепотом и ропотом.

– Нет! – кричали люди. – Это не он!

Но не расходились, а ждали, что скажет Иванов Семен.

Конечно, лицо Иванова Семена по прозвищу Золушка отличалось от коллективного портрета, но все же основные черты его были сохранены. Высокий лоб с залысинами был отделен от водянистых глаз жидкими бровушками. Нос был скорее утиным, нежели орлиным, подбородочек слабо очерчен, и общее выражение лица оказалось крайне печальным, даже удрученным. Весь он был стертым, неясным, ускользающим от критического взора.

Несмотря на критическое отношение к Золушке гуслярских зрителей, Минц был доволен. Жизненный опыт подсказывал ему, что выбрано правильное направление и, возможно, происходит прорыв в политике.

На беседе с Золушкой в редакции присутствовали как лично Михаил Стендаль в очках и с бородкой, похожий на Чехова средних лет, так и провизор Савич от Союза правых сил и пенсионер Николай Ложкин, представлявший левые силы.

Сначала все сидели и молчали.

Потом небольшое слово произнес профессор Минц.