Гений из Гусляра

— А если ты задавишь старушку? А если ты искалечишь собаку? А ну, давай домой, и чтобы без прав больше не выезжать!

— Я же умею, — сказал Леша. — Она мне как своя.

— Вижу, что своя! И чтобы техосмотр прошел. Справку мне принесешь.

Видя, что молодой человек достаточно расстроен и готов уже отдать машину сержанту, чтобы только не позориться на глазах у своей девушки, Пилипенко смилостивился.

— Хорошо ты ее в порядок привел, — сказал он. — Никогда бы не поверил. Много сменил?

— Практически все сменил, — признался Леша.

— А краску где достал?

— Ребята дали.

— А ты знаешь, что у твоей машины раньше под капотом ничего не оставалось?

— Я заменил.

— А где украл?

— Я не позволю оскорблять Алексея! — взвилась вдруг Вероника Павловна. — Как вы смеете! Я буду жаловаться на вас Василию Борисовичу!

Василий Борисович был завотделом в гороно, и вряд ли сержант его очень боялся, но ведь в нашей жизни порой не так важно, что ты сказал, а КАК ты это сказал.

Сержант хотел засмеяться, но сглотнул слюну и смеяться не стал. Потому что глаза Вероники Павловны, увеличенные линзами, были похожи на глаза тигрицы, готовой к прыжку.

— Значит, так, — сказал он, — чтобы были права и все прочее, а то примем меры.

Он даже козырнул на прощание, но не Леше, а его спутнице.

— Поехали, — сказала Вероника Павловна, когда сержант ушел. — Ты чего стоишь посреди дороги? Не переживай, он твоего пальца не стоит.

А Леша ответил невпопад. Он спросил:

— Какого пальца?

Вероника Павловна, сама конкретный человек, думала около минуты, какой из пальцев ее Лешеньки ей менее других жалко потерять.

— Обойдется, — сказала она наконец.

Лешенька не знал, хорошо ли поступила Вероника Павловна. Но она его защитила, не испугалась. И это было приятно. Но сделала это без разрешения и помимо воли, как всегда делала мама и делает тетка. Это настораживало, потому что Леше не хотелось попасть в новую неволю. Он жаждал свободы.

И, как назло, тетка Эльвира стояла с сумками у входа на рынок.

Ах, как хотелось Леше зажмуриться и потерять тетку из вида. Но воспитание не позволило.

— Тетя, — сказал он, — садись, подвезем.

— Ай! — воскликнула тетя, которая еще не видела машину в действии. — Это она?

Вероника Павловна решила, что это о ней, а не о машине Лешенька рассказывал нечто трогательное своей тете. Поэтому она покраснела и, опустив очи долу, ответила:

— Да, это я.

Тут тетя растерялась и только тогда заметила, что Леша не один.

— А это что еще за самозванство? — спросила она.

— Это Вероника Павловна. Моя знакомая.

«Ах, знакомая! — подумала Вероника. — Ты у меня попляшешь! Я уже готова отдаться тебе душой и телом, а ты проводишь свободное время со знакомыми женщинами легкого поведения! Я для тебя лишь одна «знакомая»!»

Ничего этого, разумеется, не было. И слово «знакомая» не было в устах Леши оскорбительным. А выводы Вероники Павловны были ошибочными и неожиданными — такое ведь субтильное существо! Все детство читала книжки под одеялом с фонариком, а с плохими детьми не водилась. И вот Леша, сам того не замечая, попался этой девушке тогда, когда она созрела для настоящей любви, даже, скажем, страсти. А значит, и для ревности.

Вероника Павловна резким и неловким движением вывалилась из машины и с трудом удержалась за край дверцы. Но сделала вид, что движение было сознательным и гордым.

— Добро пожаловать, — сказала она тете Эльвире, будто приглашала ее войти в пылающую топку и разделить участь революционера Лазо. — Садитесь, катайтесь, место свободно!

Может показаться, что случайное слово тетки — не основание для того, чтобы разорвать зарождающееся чувство. Но Вероника Павловна не имела никакого сексуального опыта, хотя знакомые девушки неоднократно говорили ей, что все мужики сволочи. А это запоминается.

Вероника Павловна, понурившись, пошла прочь, а тетка этого не заметила, потому что была женщиной бедной, жадной и эгоистичной. Из таких женщин никогда и не получаются богатые женщины, они вечно хватают через край. А тетя Эльвира всю жизнь хватала через край.

— На бензине разоришься, — заметила тетка.

— Не разорюсь.

— Знаешь, сколько он теперь стоит?

— А мне это до лампочки, — ответил Леша. Он думал, не сделать ли машине воздушную подушку, потому что дороги в Великом Гусляре по сей день остаются посредственными. Когда-то давно, именно не доходя ста верст до Великого Гусляра, татаро-монгольские орды сказали хану Батыю: «Дальше не пойдем, однако. Все ноги коням переломаем, а сами в лужах потопнем».

Лужи тогда и в самом деле были бездонными, в одной из них когда-то скрылся град Китеж со всеми обитателями. Потом лужи немного подсохли. Экология ухудшилась, и лужи измельчали — так люди говорят. Когда костромской мещанин Иван Сусанин завел в северные леса полк поляков, как раз стояла оттепель и лужи открылись ото льда. Поляки сделали плоты из деревьев и перебрались дальше, на север. Сгинули они в районе Северного полюса, который с тех пор и именуется полюсом. Там поляки шли юзом.

— А запчасти? — спросила тетка.

— Запчасти не понадобятся.

Тут Леша заметил, что Вероники Павловны в машине нет, и спросил тетку: