Она в ужасе сжимает простыни. Как же так, все, что было тридцать лет назад, — лица, события, даже разговоры слово в слово — она помнит прекрасно, а вот что внуки вчера приходили — забыла. Нет, не может быть. Похоже, память у нее теперь стала сродни картинам импрессионистов: чем ближе подходишь, тем меньше видно. Уткнешься носом в полотно — и увидишь только мазки и пятна. И у памяти еще много фокусов в рукаве припрятано. Воспоминания путаются, путаются события, люди, даты. Иногда Берта зовет сына Льюисом. Один раз она слышала, как сын обсуждает с врачом политику президента, и высказала свое мнение по поводу Рузвельта. Они оглянулись на Берту, и Дэвид сказал: «Мы о Кеннеди говорим, матушка». Имя врача ей тоже никак не удается запомнить. Совсем молодой мальчишка, еврей, то ли Вальденберг, то ли Вальденштайн, то ли Стайнбергвальд, то ли Бергсвальдштайн. Бритый череп, сумрачное выражение лица. Берта ему не доверяет. Она попросила Дэвида позвать доктора Фетчетта, и оказалось, бедняга умер еще в пятьдесят седьмом. Глупости какие, он же приходит к ней в палату. Каждый день приходит, температуру меряет, стоит у кровати, утешает Берту: «Дорогая моя, вы так бледны! Не желаете ли стаканчик виски?» У нее как будто обострилось зрение, до болезни она бы его лица так ясно не видела. Голубые прожилки на лбу, черные точки на огромном носу, влажно поблескивающие ноздри. Как у коровы. Да уж, красавцем его никак не назовешь. Берта смотрит на увядающие цветы и силится вспомнить, кто же их прислал. Снова и снова спрашивает Дэвида, почему ей нельзя вернуться домой.
Хуже всего не то, что разум ей изменяет, а то, что она отдает себе в этом отчет. Старость представлялась Берте счастливым временем, потому что слабоумия своего человек не ощущает. Он все путает, но не знает об этом. Но Берта же видит, как с ней разговаривают. Тихий, успокаивающий голос. С такой интонацией обращаются к детям и животным. Ее уговаривают поесть. И подписать документы, перекладывающие ответственность за все решения на Дэвида. Кудахчут над ней и квохчут, и ей приходится выгонять их вон. Они ведь не о ней заботятся. Нет, Берта решительно отказывается иметь с ними дело, во всяком случае, до тех пор, пока они не оставят этот снисходительный тон. И все же нотариусы возвращаются. Суют ей под нос ручки, бумагу, доверенности, завещания, закладные, договоры. Она всех отправляет к Дэвиду, а они все равно приходят. Хитрые, паразиты. Ждут, пока он уедет, и просачиваются в палату. Тут у кого хочешь терпение лопнет.
Берта никогда не давала волю гневу, она привыкла контролировать свои чувства. Ей нужно было стать Мюллер, и остаться ею, и обеспечить продолжение рода. Поддайся она эмоциям, и ничего бы у нее не вышло. Берта, конечно, больна, но ведь не мертва еще. И пока она дышит, она будет верить в то, что выход есть всегда. Любые обстоятельства, даже самые ужасные, можно обернуть себе на пользу, если постараться. Заставить ружье выстрелить в того, кто его держит. Память объявила забастовку, ну и пусть. Пусть Берта не может вспомнить, какой сегодня день недели, зато детство встает перед ее глазами с удивительной четкостью. Берта с удовольствием открывает альбом и перелистывает воображаемые страницы.
Вот она гуляет в лесу. Вот ест восхитительно кислый вишневый пирог. Вот молодой и счастливый отец. Вот мама нежно склоняется над ней. Вот она купается в небольшой деревянной ванне и встает ногами на мокрый чурбачок. Вот ее солдатик — если дернуть за веревочку, он смешно машет руками. Вот крутится на полу волчок, от его огоньков на мебель ложатся яркие сполохи. Экономка дает ей иголку с ниткой — правда, потом родители запретили женщине забивать девочке голову глупостями, и Берта умеет шить только самым простым стежком. Вот родители говорят ей, что их семья переезжает в Америку, и она в слезах бежит к Элизабет, своей лучшей подруге. Подруги дома нет, и Берта остается наедине со своим горем. Она возвращается домой и плачет, уткнувшись в мамины колени. Мама обещает ей, что они никогда не расстанутся, что она всегда будет заботиться о Берте. В Америку ехать долго, но зато ты увидишь столько всего интересного! Все девочки будут тебе завидовать. Берта безутешна.