Генезис цивилизации. Откуда мы произошли...

Кстати, небезынтересно отметить, что вам вряд ли удастся найти хотя бы одну книгу по истории Древнего Египта, изданную за последние тридцать лет, в которой высказывалась бы поддержка этой версии происхождения первых фараонов. И хотя уже немало археологов и историков искусства, занимающихся изучением археологического материала Додинастической эпохи, активно поддерживают теорию господствующей расы и ее роли в формировании древнеегипетского государства, их мнение разделяют лишь очень немногие ученые. Я много размышлял над тем, чем это можно объяснить, и пришел к выводу, что современным историкам предстоит еще немало поработать над моделями различных типов исторического развития, которыми они оперируют. Никто не хочет оказаться в роли защитника идеи «суперрасы», ибо такие идеи лежат в основе политической идеологии нацизма. Более того, в академических кругах сегодня в моде антропологическая версия истории. Такие антропологические модели обычно исходят из предпосылки о медленных эволюционных изменениях в развитии цивилизации. Быстрые и радикальные события более не считаются удовлетворительным объяснением механизмов изменений культурообразующих процессов в истории древнего мира. Однако я хотел бы возвратиться к вопросу, поднятому мною в самом начале раздела, посвященного истории возникновения Древнего Египта: вправе ли мы дистанцироваться от подлинной исторической реальности потому только, что сегодня изменились оценки взглядов более ранних ученых, живших в мире, радикально отличавшемся от нашей современной действительности? Лишь немногие сегодня мыслят так же, как Петри, Дерри и Эмери. Однако понятия «Династической расы» или «суперрасы» остаются все теми же. Они представляют собой конкретные термины, выражающие определенные политические взгляды, но ни в коей мере не бросают тень на историческую реальность минувших эпох. Политические взгляды этих археологов ничуть не обесценивают значение их открытий. Одна из задач этой книги — выровнять явный перекос, созданный скептическими оценками современных ученых, и свежим глазом взглянуть на уже знакомые факты. Если подходить к этому непредвзято, то я лично убежден в том, что очень трудно, если не невозможно, опровергнуть вывод о том, что иноземная элита действительно мигрировала в долину Нила и что именно потомки этих мореплавателей — искателей приключений основали державу фараонов.

Вполне понятно, почему труды некоторых египтологов оказались неприемлемыми для ученых следующего поколения, выросших уже после Второй мировой войны. Но, к сожалению, как это часто имеет место в схоластической науке, вместо того, чтобы слегка изменить термины, сохранив стоящую за ними базовую модель, маятник общественного мнения неумолимо бросается в противоположную крайность. В 1970-е гг. возобладала тенденция к отрицанию или затушевыванию роли завоеваний и агрессий в истории далекого прошлого. Многие из хорошо известных «конфликтов» начали либо смягчать, либо вовсе отрицать. Так, завоевание Египта гиксосами[203], описанное у Манефона как болезненный эпизод в истории его страны, стали изображать как постепенное и мирное проникновение иноземцев в восточные районы дельты Нила; вторжение дорийцев[204] в Грецию, оказывается, вовсе не было столь драматичным и всепроникающим, как об этом говорят античные авторы; многочисленные попытки вторжения в Египет народов моря[205] в правление Рамсеса III[206] — не более чем незначительный пиратский набег. Более того, как я уже писал ранее в своих работах, завоевания израильтянами Земли Обетованной, о котором рассказывается в Книге Иисуса Навина, оказывается, вообще никогда не было.

Таким образом, современный подход к истории заключается в том, чтобы затушевывать серьезные конфликты древности, особенно победы, одержанные «варварами» над «цивилизованными» народами, и отрицать традиционные версии исторических событий за счет переоценки археологических свидетельств или даже апеллируя к отсутствию таких свидетельств. Однако археологии очень и очень редко удается обнаружить подлинные свидетельства конфликта и агрессии. Обугленные руины городов могут считаться доказательствами военных конфликтов (хотя их происхождению нередко даются и другие объяснения), но как же быть со следами кровопролитных сражений? Многие исторически бесспорные конфликты вплоть до последнего времени не находили археологического подтверждения. Но битвы по самой своей природе — явление преходящее. Они возникают внезапно, знаменуя собой вспышки злобы и ненависти, но природа вскоре залечивает их следы, предоставляя лишь человеческой памяти веками залечивать старые раны. Лучшее доказательство тому — поля сражений во Фландрии. Если бы не существовало письменных свидетельств, какие археологические находки могли бы поведать о Великой войне 1915–1919 гг. спустя 4000 лет после нее?