Звуки духовых перемешивались с легким течением клавишных, создавая некую успокаивающую идиллию. Хотелось замереть и, не дыша, прикоснуться к чему-то безмятежному. Но мгновение спустя в спокойный поток встраивались струнные ноты, а следом еле различимые полутона скрипки полностью довершали картину. Я слышал, музыка всегда о чем-то говорит. И это правда. В большинстве своем она воспевает любовь или что-то близкое к этому. Многие даже полагают: «О чем еще петь и играть, как не о любви?» Но только не в этот раз. Мелодия, что раздавалась из-за двери, пела совсем о другом. Через несколько секунд, когда стихла скрипка, я приоткрыл дверь. Раздался протяжный скрип, будто древние петли не чувствовали на себе липкую смазку уже как минимум вечность. В глаза ударил яркий, нестерпимо яркий свет.
М-да. А ведь я уже почти забыл эту тошнотворную белизну. Ни единой трещинки, ни пятна или еще какого инородного штришка не разрушало целостности лекарского полотна. Будто бы его выточили из цельного куска мрамора. А может, сюда каждый вечер отсылают провинившихся учеников, дабы они красили и красили стены и потолки. Правда, в этот раз крыло все же выглядело иначе. Раньше я считал себя единственным посетителем белых халатов. Но неожиданно для себя осознал, что не один в этом царстве. На койках где лежали, а где полусидели десятки студиозусов. Кто-то еще спал, не обращая внимания на то, что за окном уже давно рассвело. Другие уткнулись в книгу и делали вид, будто им не до внешнего мира, а некоторые тихо постанывали, теряясь в забытье. Около таких сидели лекари, от них ощутимо тянуло магией, но что они делают, я понять не мог.
Сам же я очутился уже на «своей» койке. Седьмая от выхода, рядом с северной стеной, прямо напротив широкого окна. Там, на улице, уже не гнулись деревья от лихого ветра, не видно было темных серых туч на неродном небе. Вместо этого я видел голубую высь и маленькие, еще еле заметные и слабые, но все же наливающиеся соком почки. Зима, собрав чемоданы, укатила в свои законные владения, а на оживающую землю вступила изящная ножка красавицы весны.
Кстати, о красавицах. Около моего изголовья сидела Лейла. Как всегда, в простом, но даже с виду дорогом платье, она листала какую-то брошюрку. «Рагос весной» гласил заголовок. Ах да, совсем забыл рассказать. Рагос, небольшое королевство, расположенное у южных морей, — законодатель моды для всего Ангадора. Даже чванливые светлые эльфы, их скрытные темные собратья и воины кирки и молота всегда присматриваются и прислушиваются к тамошним течениям. Ну а про нас и говорить не приходится. Если и появляется что-то новенькое в светской жизни Империи, то знамо откуда ветер дует.
— У меня карма такая — просыпаться в твоем присутствии или это судьба?
Герцогиня оторвалась от журнала и окинула меня грозным взглядом. От этого ее милое личико приобрело резкие черты.
— Студиозус Тим Ройс! — стальным голосом произнесла она.
— Я за него.
— Как вам не стыдно! — Казалось, девушка и вовсе не замечает моих слов. — Около вашей кровати денно и нощно несут вахту верные друзья, а вы, вместо того чтобы «спасибо» сказать, опускаетесь до бульварных шуточек!
Ну да, некрасиво получилось. Девушка уперла руки в бока, олицетворяя собой богиню возмездия, но мне уже и без того стало стыдно.
— Я че…
— И не заводи старую песню! — чуть ли не гаркнула она. — «Я чертильщик, мне положено», «по голове бабахнуло», «настроение такое»… Хоть бы что-нибудь новенькое придумал!
— Да…
— Извинись!
— Так ведь… — Я как раз хотел придумать новую увертку, но наткнулся на сверкающие праведным гневом прекрасные очи. — Приношу свои искренние извинения, — вздохнул я.
— Они приняты, — кивнула Лейла и сразу повеселела. Ну-ну. Приняты они, как же. Мне теперь с декаду булочками грехи отмаливать. А ведь шутка-то хорошая была, это создание меня уже второй раз подряд будит. — Кстати, с минуты на минуту остальные должны подойти.
И тут же как по волшебству, а может, и по нему самому, в помещение вошли двое. Один рыжий, а другая — очень стервозная и едкая дамочка. И что-то мне подсказывает, что они просто идеально друг другу подходят. Дирг уже махал мне рукой и хотел что-то сказать, но главная сестра милосердия, несмотря на свои телеса, подлетела к нему, словно пчелка к цветку. Они какое-то время разговаривали… Я не кагэбэшник — по губам читать не умею, так что суть диалога остается в тайне. В итоге минуты через две понурившийся парень и сердитая графиня подошли ко мне.
— Ну здравствуй, болезный, — завела свою скрипучую шарманку Лизбет. — Смотрю, ты уже обустроился. Может, тебе сюда шкаф поставить, полку повесить? Глядишь, и в общежитие возвращаться не надо будет.
Я хотел ей ответить в нашем стиле и начать очередную бесконечную перебранку, но, видимо, недавняя встряска позитивно подействовала на соображалку.
— Сестра! — притворно жалобным хрипом воззвал я. Мгновение, и вот уже рядом стоит та самая пышная дама. — Сестра, вот этот монстр, — махнул я в сторону графини Норман, — хочет окончательно свести меня в могилу.